– Спокойной ночи.
В этом был зловещий намек. Это прозвучало скорее как «прощай», а не как «спокойной ночи».
– Ты не собираешься зайти до работы, чтобы увидеть меня?
Он повернулся и взглянул на нее. На его лице застыло выражение, которое невозможно было прочитать.
– Я завтра не работаю.
– Тогда, может быть, я увижу тебя после встречи с падре Грегорио? Это то, что я собираюсь сделать завтра в первую очередь. А потом я пойду домой, чтобы все доделать.
– Я найду тебя, – сказал он.
– Рамон, – продолжала она, боясь отпустить его в таком состоянии, – мне кажется, ты не особенно доволен нашим домом. Он тебе не понравился?
– Приношу глубокие извинения, – вежливо ответил он. – Ты проделала потрясающую работу. Он отлично подходит мне.
Хотя он не сделал ударения на слове «мне», Кэти отметила, что он не использовал слова «нам». Она не знала, что сказать, когда он находился в таком сдержанно-учтивом состоянии.
Она открыла дверь:
– Тогда спокойной ночи.
Рамон смотрел на закрывшуюся за ней дверь, пока горечь и боль не стали невыносимыми.
Он в течение нескольких часов бродил, размышляя о двух прошедших днях. Два дня он ждал, когда она скажет, что любит его. Он поддразнивал ее, хохотал вместе с ней и заставлял стонать от желания в своих объятиях, но даже в наиболее страстные моменты она не отвечала на его признания. Она целовала или улыбалась, успокаивая его как малыша, но так и не произнесла этих слов.
Луна была высоко в небе, когда Рамон вернулся в свою комнату в доме Рафаэля. Он просил ее о честности, и она была честной. Она отказывалась говорить о чувствах, которых не испытывала. Все очень просто.
Боже мой! Как она может не любить его, когда он любит ее так сильно!
Перед ним заплясал образ Кэти: Кэти легкой грациозной походкой спешит на холм навстречу ему, и ветерок треплет ее великолепные волосы; Кэти смотрит на него, и ее глубокие голубые глаза искрятся от смеха или темнеют от огорчения, потому что он выглядит усталым.
Рамон закрыл глаза, пытаясь отсрочить момент, когда ему придется принять решение, но это не помогло. Решение уже было принято. Он собирается отправить ее домой. Он отправит ее домой завтра. Нет, не завтра, послезавтра. Он удержит ее рядом с собой еще на один день и еще на одну ночь. Только на одну. Еще один день он будет смотреть, как она ходит по дому, населяя для него комнаты своими образами… И потом без конца вспоминать ее, когда ее уже здесь не будет. Еще на одну ночь, чтобы заняться с ней любовью в спальне, которую она украсила для него, чтобы приникнуть к ней своим изголодавшимся телом и раствориться… Он заполнит эту ночь всеми утонченными удовольствиями, которые мужчина может дать женщине, заставит ее стонать от наслаждения, плакать от восторга и будет доводить ее снова и снова до трепетного экстаза.
