Мы действительно превосходим их, а ведь мы еще только в начале пути. Мы способны думать сообща и понимать друг друга так, как им и не снилось, мы учимся использовать наш объединенный разум для решения возникающих задач. Кто знает, где предел нашему продвижению вперед. Мы не заперты в самих себе, как в камерах-одиночках, когда общаться можно лишь с помощью маловыразительных слов. Мы понимаем друг друга настолько, что нам не нужны законы, в которых человек уподобляется стандартному кирпичу. Никогда мы не вообразим себе такую глупость, будто мы можем стать равными и одинаковыми, как штампованные монеты. Мы не пытаемся механически установить для всех единые рамки поведения, мы не подчиняемся догмам и не учим Бога, как он должен был устроить мир. Главное для живущего — жизнь, главное в жизни — перемена, перемена — это движение, мы находимся внутри этого движения.
Неподвижность враждебна перемене, враждебна жизни и поэтому она наш непримиримый враг. Если вы все еще потрясены или чувствуете сомнения, подумайте о тех вещах, которые делали эти люди, научившие вас считать их вашими собратьями. Я мало что знаю о вашей жизни, но схема одинакова повсюду, где старое, отжившее пытается сохранить себя. И еще подумайте о том, что они собирались сделать с вами и почему.
Как и раньше, ее высокопарная манера выражаться подавляла меня, но общий ход ее мыслей был ясен.
И все же я не находил в себе достаточно сил, чтобы отрешиться от прошлого и рассматривать себя как другой вид, да и не был я уверен, что я настолько другой. В моем понимании мы являлись всего-навсего какой-то несчастной разновидностью основной породы, хотя, оглядываясь назад, я хорошо видел причины, по которым нам пришлось бежать…
Я посмотрел на Петру. Видно было, что ей эти речи порядком наскучили, поэтому она просто сидела и любовалась прекрасным лицом зеландки. Затмевая настоящее, передо мной проходили картины прошлого: лицо тети Хэрриет в реке, ее волосы, колышущиеся в воде; тело несчастной Анны в петле; Сэлли, заламывающая руки в страхе за Кэтрин и за себя; Софи, опустившаяся дикарка, медленно падающая в пыль со стрелой в затылке…
Любая из этих картин могла стать будущим Петры… Я подошел к ней ближе и обнял ее.
В то время как зеландка разглагольствовала, Майкл выглядывал наружу, с завистливым вниманием рассматривая машину, которая ждала нас на просеке. Он продолжал глазеть на нее еще минуту или две после того, как зеландка замолчала, потом вздохнул и отвернулся.
