— Мэддокс, — сказал Дженсен, открывая дверь.
— Хэй, — неловко сказал Mэд, переступая через порог. Он думал, что будет трудно сдержаться, если он когда-нибудь снова столкнется с Дженсеном. Но на удивление он не чувствовал ничего, кроме неясного чувства усталости.
Дженсен на мгновение отшатнулся, а потом протянул руку, которую Мэд с неохотой пожал.
Его брат улыбнулся. — Ты хорошо выглядишь, чувак.
Мэддоксу удалось улыбнуться в ответ. — Выглядишь хреново, Джен.
Улыбка Дженсена стала печальной, и он провел рукой по редеющим темным волосам. Ему было немного за тридцать, еще молод, но годы не красили его. В молодости он был атлетом, но сейчас слегка набрал избыточный вес и неторопливо прошел в сторону гостиной, выражено хромая. Мэддокс почувствовал запах перегара в такую рань. Дженсен закладывал. Закладывал жестко.
Двое мужчин долго смотрели друг на друга, неловкий момент. Они были братьями. Они были одной крови и с их собственной уникальной историей. И все же, Мэддокс пришел к выводу, что они фактически были чужими. Он не знал этого человека. Впервые он почувствовал укол сожаления.
Дженсен неловко сместился и взглянул на коридор. — Он ждал тебя.
— Ты сказал ему, что я приеду?
— Да, — нахмурился Дженсен. — Даже если был не уверен в этом.
— Да пошел ты, я же сказал, что приеду. Он и мой отец тоже.
Дженсен покачал головой и уставился на трещины в кафельном полу.
— Черт, Мэд. Я не хочу препираться. Какое бы это ни было противостояние, его больше не существует.
Мэддокс закрыл глаза. Когда он открыл их, он увидел картину в раме на деревянных стенах гостиной. Она висела на этой стене добрых восемнадцать лет. Ему было десять, а Дженсену двенадцать. Священник МакЛеод был еще здоров и крепок. Его большие руки лежали на плечах его жены, Тильди МакЛеод, которая тогда была еще жива.
— Так как он? — тихо спросил Мэддокс.
Дженсен поморщился. — Он совсем плох. Может быть несколько дней, может меньше.
— Я понял, — прошептал Мэддокс, вдруг преодолевая эмоции. Священник МакЛеод не мог умереть. Но умирал. Он чувствовал сейчас его запах в доме, это была приторная вонь медленного разложения, в отличие от резкого медного запаха быстрой смерти.
— Это твой автомобиль на дороге? — спросил Мэддокс, меняя тему.
Дженсен, казалось, смутился.
— Нет. Габи здесь каждый день, она пошла в город за латексными перчатками или еще каким-то дерьмом. Старик любит ее, ты же знаешь. Плюс она помощник врача, она помогает с медицинскими принадлежностями, — Дженсен замолчал, — а потом еще Мигель. Он обожает своего деда. Для него это очень трудно.
