Писалось по-прежнему плохо. Форстеру: «Моя работа держит меня как воск, как клей, как цемент». Спорил с ним о Гордоне. 4 июня: «Что бы Вы ни говорили… он, должно быть, в глубине души был добрый человек и по-своему любил отверженных и презренных… Он всегда выступал на стороне народа и в той мере, в какой ему позволял туман, царивший в его голове, пытался разоблачать коррупцию и цинизм, процветающие в обеих партиях. От своего безумия он не получал никаких выгод, да он их и не искал. Современники, даже в самых свирепых нападках на него, признают за ним эти достоинства: и моя совесть не позволила бы не воздать ему должного, тем более что нельзя забывать, в какое гнусное (политически) время он жил». 13 августа: «Каким я, однако, становлюсь радикалом!»
Остаток лета и сентябрь провели в Бродстерсе, Диккенс мучился от желудочных болей и приступов раздражения, но уже начал планировать поездку в Штаты в 1842 году. Он убедил Чепмена и Холла платить ему по 150 фунтов в месяц в течение года, а потом он вернется и привезет им книгу об Америке. Кроткие, они соглашались на все. Впрочем, они знали, что не прогадают. Жанр путевых заметок был востребован. Телевизоров-то не было, так что единственный способ узнать, где как люди живут, как одеваются, ходят и говорят, и какие там города и природа, и как печки в домах устроены, — это прочесть детальный отчет путешественника.
Книги об Америке пользовались в Англии особой популярностью, желательно только, чтобы Америку как следует отругали. Сестра отвоевала себе независимость, то есть нахально вырвалась из-под нашей ласковой опеки — как приятно читать, что она несчастна! Отношения были натянутыми и из-за недавних событий: Штаты помогали канадским мятежникам, Британия отлавливала американские корабли, подозреваемые в перевозке рабов (в Англии и на подконтрольных ей территориях рабство было отменено в 1838 году). Все это ничуть не мешало американцам обожать Диккенса, напротив, они считали: раз критикует британские порядки — значит наш. «Нью-Йорк геральд» писала: «Умом он американец — душой республиканец — сердцем демократ». Обожание, в свою очередь, не мешало его грабить: в Штатах не соблюдалось авторское право даже по отношению к своим, не говоря уж об англичанах. Отчасти из-за этого Диккенс и хотел ехать: поднять вопрос об авторском праве в конгрессе.
Кэтрин, на удивление давно уже не беременевшая (возможно, между супругами было заключено какое-то временное соглашение на эту тему), сперва отказалась ехать и бросить детей (не такая уж плохая мать, значит), тащить их с собой было невозможно. Макриди решил проблему: рядом с его домом снимут дом для детей, нянек и слуг, с ними поселятся брат Диккенса Фред и сестра Кэтрин Джорджина. Заказали каюты для троих: четы Диккенс и горничной, лакея не взяли, чтобы сэкономить и, возможно, чтобы не произвести дурного впечатления на американцев. В конце сентября Диккенс на несколько дней съездил с Форстером в Рочестер и Кобэм, в октябре занемог и ему сделали крайне болезненную операцию по удалению анального свища — без анестезии, как делалось тогда подавляющее большинство хирургических операций. А 24 октября внезапно умер двадцатилетний брат Кэтрин — вероятно, у него, как и у Мэри, был порок сердца. Его похоронили рядом с Мэри. Все кончено, желанное место занято другим.
