Солнце ослепительной волной пробежало по утреннему городу, и черепичные крыши загорелись червонным и охряным, золоченые шпили окутались сияющей дымкой, а лужи, брызгами ртути разбежавшиеся по мостовым после недавнего дождя, вспыхнули серебром.
Я заслонил глаза, щурясь от света, и остановился, не решаясь идти дальше. Меня переполняли противоречивые чувства, и сердце жалобно замирало, ища и боясь найти в переплетении улиц, в грубой мозаике мостовых, в угловатых и нестройных фигурах домов отголоски воспоминаний. В гомоне бесконечно чужих голосов — голоса прежние, среди спин прохожих — вьющуюся по ветру ленту в золоте волос и черный край плаща; в этой весне — ту весну…
Боясь — и надеясь найти.
Город моих снов, город воспоминаний… я не был здесь столько лет и почти не помню его. Город-волнение, город-печаль… город прошлого. Моего прошлого. Я боюсь столкнуться с ним — и с прежним собой. И замираю, не решаясь сделать шаг.
Тогда, прощаясь, я обещал, что больше никогда не вернусь сюда. Не вернусь, пока у меня будет хоть какая-то возможность не-возвращения, хоть один шанс избежать встречи. И вот я здесь.
Здесь, чтобы поставить, наконец, последнюю точку. И избавиться от иллюзий… и кошмаров.
Меня бесцеремонно толкнули — кажется, уже не впервой, но обратил на это внимание я только сейчас. И, смутившись, посторонился, пропустив бойкую торговку с плетеной корзинкой. Я остановился прямо посреди дороги в нескольких шагах от городских ворот, изрядно затруднив движение. Стражники уже бросали на меня недобрые взгляды. Немного нервно улыбнувшись, я поспешил убраться, пока их слабый интерес не перерос в назойливое внимание.
Людской поток захлестнул меня, закружил и вынес на тротуар по левую сторону мощеной дороги. Здесь было еще теснее, но, во всяком случае, сбивать и затаптывать меня никто не собирался. Я завертел головой, пытаясь хоть немного сориентироваться в таком родном и таком чужом городе.
Война коснулась Торлисса сильнее, чем я думал. В ее огненном дыхании сгинули запутанные улочки окраин, серым пеплом развеялись по ветру библиотеки и школы, музыкальные классы и консерватории, маленькие, но с любовью вытканные, а не высеченные из гранита театры.
Сгинули, как и мои воспоминания. Сейчас, спустя столько лет, я мало что помню. Черты поблекли, утратили четкость и ясность, как чернильные строки под поцелуем воды. Остались лишь образы, смутные и противоречивые, где ложь и вымысел сплелись в одно.
