— Так повтори, пожалуйста, Геннадий, какие ты знаешь марки папирос,- поглядывая то на экран, то на белую ленту, выползающую откуда-то снизу, попросил Сергей Ильич.
Скучным голосом Генка стал повторять все, что говорил раньше. Вдобавок он еще вспомнил сигареты «Памир» и папиросы «Север» и «Прибой».
— А на паровозе ты катался? — продолжал спрашивать Сергей Ильич.
— Еще бы! — с гордостью ответил Генка, но тут же честно признался: — Нет, на паровозе только два раза, меня папа брал. А вот в вагонах даже не помню сколько. И билеты в кассе покупал…
— Би-ле-ты,- с расстановкой повторил Сергей Ильич и вдруг нерешительно спросил: — А ты не знаешь, сколько стоил, ну, предположим, в середине двадцатого века килограмм черного хлеба?
— В 1961 году буханка украинского стоила 14 копеек,- без запинки ответил Генка и хотел добавить, что мама очень часто поручала ему купить хлеб, но тут неожиданная мысль заставила его замолчать и плотно сжать губы. Он вспомнил, что сейчас, в 20.. году, деньги давно уже отменены, вспомнил, какие недоуменные лица были у всех, когда он заговорил о папиросах, о которых это новое общество, очевидно, уже ничего не знает, и понял, что лучше всего ему самому рассказать все по порядку. И то, что он не тот, за кого его принимают, и что он действительно родился в середине двадцатого века, и как он попал в 20.. год.
Инстинктивно Генка схватился за карман и тут с ужасом вспомнил, что все его вещи вместе с замечательными «Диогеновыми часами» — драгоценной машиной времени — остались в ящике для ненужных вещей в «Пункте обмена обуви и одежды». Окончательно растерявшись, он тупо уставился в потолок. Сергей Ильич что-то говорил. Генка слышал его тревожный голос, но смысл сказанного не доходил до его сознания.
Только когда доктор стал торопливо снимать с Генки присоски и отстегивать ремни крепления, он разобрал наконец его слова.
— Ничего, ничего, дружок. Ничего страшного, просто сильное нервное истощение.- Голос Сергея Ильича звучал ласково и дружелюбно.- Историю ты, очевидно, знаешь отлично, только сейчас ни о чем не говори, отдыхай, не волнуйся — и все будет в порядке. Ты, конечно, знаешь, что паровозы давно канули в вечность, так же, как папиросы и трамваи. Разве ты не прибыл на космодром в воздушном лайнере или в подземном экспрессе? Молчи, молчи,- заторопился он, хотя Генка и так молчал.- Тебе нужно хорошенько отдохнуть, а потом, когда подлечишься, ты сможешь опять читать все, что тебе заблагорассудится, хоть об ископаемых ящерах…
