Надлом | страница 2



Симфония страданий в такт наказаниям.

Маллиганская Психиатрическая Лечебница — обычная, просто разрекламированная

психбольница — тюрьма из трещин и серости.

Треснувшие подоконники, треснувшие стены, треснувшие умы. Не зли тут никого, и тогда не

будет треснувших черепов.

Серые стены, серые полы. Серые — когда-то бывшие белыми — рубашки. Кожа больных?

Серая. Кровать с металлическим каркасом? Постельные принадлежности? Серые, серые, серые.

Решетки на окнах…

Черные.

Упс. Картинка разрушена.

Маленькая поправка: тюрьма из трещин, серости и черноты.

Звук хлопнувшей двери вибрирует в темном коридоре, и я приподнимаюсь, опираясь на локти.

Стоит громкому хлопку стихнуть, как снова воцаряется мертвая тишина. Сейчас середина ночи,

может быть, раннее утро, не слышно ни единого шороха. Я до боли напрягаюсь, вслушиваясь в

тишину, ожидая. Наконец раздаются тяжелые шаги — ботинки стучат по линолеуму точно

барабанная дробь.

Кто-то идет. Мои пальцы сжимают выцветшее одеяло. Надеюсь, это он.

В ночную смену работают два санитара, значит пятьдесят на пятьдесят на то, что это может

быть и Гидеон.

Мне нужен другой — Самсон. Я тут из-за него. Меня привела к нему девочка-призрак, Келли.

Сначала я не собиралась ей помогать, но она настаивала. Она все настаивала и настаивала, пока мне


2

не захотелось ее прибить. Они все такие — призраки, осознавшие, что я их слышу. Вечно что-то

требуют, и при этом их невозможно убить.

Обернувшись, я вижу в тенях полупрозрачное тело Келли. Она напряженно застыла, наклонив

голову и глядя сквозь стену на кого-то, невидимого мне. Кого-то в больших, громко стучащих по

линолеуму ботинках. При их приближении она отступает назад. Камера настолько крошечная, что,

сделав несколько шагов, она упирается в противоположную стену. Ну, вообще-то она проваливается

в нее.

Один взгляд на Келли, и я выпрямляюсь на постели. Возбуждение искрами бежит по венам.

Санитар, идущий по коридору — Самсон. Ее убийца.

Я бы могла схватить этого мерзкого санитара в его же собственном доме, спрятаться на

парковке у его машины, позвонить и сказать, что хочу купить его выставленный на продажу диван.

Мне не нужно было попадать в психушку, чтобы добраться до него. Просто в этом есть что-то

поэтическое — в воссоздании сцены, сыгранной санитаром с его собственной жертвой, но только на

этот раз с совершенно другой концовкой.