Надлом | страница 2
Симфония страданий в такт наказаниям.
Маллиганская Психиатрическая Лечебница — обычная, просто разрекламированная
психбольница — тюрьма из трещин и серости.
Треснувшие подоконники, треснувшие стены, треснувшие умы. Не зли тут никого, и тогда не
будет треснувших черепов.
Серые стены, серые полы. Серые — когда-то бывшие белыми — рубашки. Кожа больных?
Серая. Кровать с металлическим каркасом? Постельные принадлежности? Серые, серые, серые.
Решетки на окнах…
Черные.
Упс. Картинка разрушена.
Маленькая поправка: тюрьма из трещин, серости и черноты.
Звук хлопнувшей двери вибрирует в темном коридоре, и я приподнимаюсь, опираясь на локти.
Стоит громкому хлопку стихнуть, как снова воцаряется мертвая тишина. Сейчас середина ночи,
может быть, раннее утро, не слышно ни единого шороха. Я до боли напрягаюсь, вслушиваясь в
тишину, ожидая. Наконец раздаются тяжелые шаги — ботинки стучат по линолеуму точно
барабанная дробь.
Кто-то идет. Мои пальцы сжимают выцветшее одеяло. Надеюсь, это он.
В ночную смену работают два санитара, значит пятьдесят на пятьдесят на то, что это может
быть и Гидеон.
Мне нужен другой — Самсон. Я тут из-за него. Меня привела к нему девочка-призрак, Келли.
Сначала я не собиралась ей помогать, но она настаивала. Она все настаивала и настаивала, пока мне
2
не захотелось ее прибить. Они все такие — призраки, осознавшие, что я их слышу. Вечно что-то
требуют, и при этом их невозможно убить.
Обернувшись, я вижу в тенях полупрозрачное тело Келли. Она напряженно застыла, наклонив
голову и глядя сквозь стену на кого-то, невидимого мне. Кого-то в больших, громко стучащих по
линолеуму ботинках. При их приближении она отступает назад. Камера настолько крошечная, что,
сделав несколько шагов, она упирается в противоположную стену. Ну, вообще-то она проваливается
в нее.
Один взгляд на Келли, и я выпрямляюсь на постели. Возбуждение искрами бежит по венам.
Санитар, идущий по коридору — Самсон. Ее убийца.
Я бы могла схватить этого мерзкого санитара в его же собственном доме, спрятаться на
парковке у его машины, позвонить и сказать, что хочу купить его выставленный на продажу диван.
Мне не нужно было попадать в психушку, чтобы добраться до него. Просто в этом есть что-то
поэтическое — в воссоздании сцены, сыгранной санитаром с его собственной жертвой, но только на
этот раз с совершенно другой концовкой.