– Я так больше не могу!
– Ну и не читай, в чем проблема, – миролюбиво произнесла я.
Тут полубезумный взгляд жениха остановился на мне, Охард как– то весь позеленел сильнее обычного, после вскинул подбородок и потряс нас куда как более патетичным заявлением:
– Я больше не могу позволять такому мужчине так страдать!
Это уже было совсем интересно, я даже отложила лист протокола проведения коронации сэльда Уктаруса, правившего в Зандарате семьсот лет назад, и погрызывая кончик пера, молча ждала продолжения. Докерс молчать не стал, проворчал недовольно:
– Тоже мне мужик, рогач бесхребетный.
– Он ее любил! – заорал невменяемый Охард. – Любил настолько, что закрывал глаза на ее подлость и предательства! Не каждый способен так любить. Он невероятен. Он чист как слеза. Он истинный герой!
Тут уж я молчать не стала, и тихо заметила:
– Он ударил шефа в спину, когда тот не мог ответить. Он Эйна оболгал и выставил его тупым солдафоном, прекрасно зная что благородство и забота о целостности Зандарата не позволят шефу ответить.
– Это было ради любви! – снова заорал Охард.
Ничего себе сила слова... Что ж там Харнис такого понаписал?
А дальше стало веселее!
– Я иду к нему! – Охард отпрянул от стола так, что стул с грохотом свалился. – Я должен быть рядом, такая любовь. Он не может без меня! Он достоин счастья. Он достоин искренних чувств и нежной любви, он несчастный. Он меня так любит!
У меня писчее перо выпало из рук, Докерс пробормотал "Приплыли".
А Охард, Охард ринулся к двери с криком:
– Любимый, я иду!
И он бы, несомненно, пошел, но тут до меня дошел идиотизм ситуации, и я заметила:
– Охард, я даже не буду говорить, что вы из разных биологических видов, я тебе просто напомню, что ты мужчина.
Но это вовсе не переубедило моего жениха, который воскликнул:
– Я мужчина, который умеет любить! Я сумею сделать его счастливым! Я...
И тут собственно я лично вспомнила и еще кое– что, что не преминула озвучить:
– И еще ты мой жених, и побег от меня к другому мужчине, это уже предательство.
Охард застыл в дверях с поднятой для следующего шага ногой. Развернулся, ногу опустил, посмотрел на меня больным взглядом, и взмолился:
– Виэль, отпусти меня.
И вид у него при этом был самый что ни на есть разнесчастный.
– Я бы эти письма все взял и спалил, – пробурчал Докерс.
– Вот и займись, – порекомендовала я.
Сама поднялась, подошла к невменяемому Охарду, и повторно напомнила:
