Предания о дзэнском монахе Иккю по прозвищу «Безумное Облако» | страница 40

— Чую, кто-то залез в моё ухо! Кто ты? Вылезай оттуда сейчас же! — и отвечала в испуге креветка:

— Я — креветка, что веками живёт на дне Южного моря, ко мне прилетала птица, и я сама направилась к южным пределам, но нет дороге конца, и решила я здесь отдохнуть. Но кто же ты, чьё ухо — вот эта пещера? — И отовсюду раздался голос, прокатилось по всей великой тысяче миров:

— Я — черепаха, живу в этом море с тех пор, как разделились небо и земля! Такой мелюзге, как ты, ни за что не добраться до южного края! Похвально, что ты на это решилась, но оставь этот замысел и плыви-ка домой! — Этот голос был слышен в небе и на земле. Так ничего не вышло и у креветки, и вернулась она домой ни с чем.

Слышал я, что после этого поплыла черепаха на юг посмотреть на южный предел, но ещё не вернулась, и, само собой, неизвестно, когда вернётся!

Такой поразительный рассказ поведал Иккю.

^{>Даже Великая Пэн устаёт, так что села она на ветку дерева, чтобы дать отдых крыльям, когда снизу раздался громоподобный голос: «Кто это там без спросу сел на мой ус?»}

Один столичный богач справлял пышные похороны и раздумывал, кого бы из монахов пригласить для проповеди. И так прикидывал, и эдак, а потом решил, что хоть и много известных и мудрых монахов, но никто не сравнится с преподобным Иккю из Мурасакино. Поминки были назначены на завтра, а потому он тут же послал кого-то к нему. Иккю тогда как раз прибирался — подметал хижину и наводил порядок во дворе, но был он лёгок на подъём и сразу же согласился.

После этого он переменил облик и стал выглядеть как нищий — вымазал руки и ноги грязью, напялил какое-то неприглядное рубище, как будто в нём ночевал на отбросах, пошёл к тому дому и стал вопить как попрошайка:

— Подайте на пропитание! Выкажите милость! — и так он кричал на все лады, а бессердечный хозяин разозлился и приказал:

— Что за урод! Выкиньте этого подонка отсюда!

Выбежали двое-трое слуг и принялись его пребольно бить, приговаривая: «Подавать будут завтра, а ты припёрся сегодня! Не смей кричать тут!» — само собой, не знали они, кто перед ними. Надавали ему тумаков, повалили, истоптали и ушли в дом. Иккю едва спасся, и вернулся в Мурасакино, размышляя о той жестокости.

А на следующий день он вновь принял прежний облик — чисто вымылся, отряхнул пыль с одежды, надел парадное облачение, накинул парчовое оплечье-кэса и стал выглядеть нарядно. Как пришёл он в дом того богача, тот очень обрадовался и стал приглашать его в покои, к алтарю. Но Иккю не делал дальше ни шага: