- Ты в пароходстве работала, - говорят мне, - это же такая романтика!
- Идите нах, - обычно молчу я в ответ.
"Что стоишь? Приборку кто будет делать? Миськов?" - поинтересовался старпом.
Миськов в пароходстве был вместо Пушкина. Миськов был начальником пароходства.
Я отцепилась от стола, ступила на переборку (в обычное время это стена)
и пошла по ней в буфетную за ведром и тряпкой.
Hет, давайте лучше опять о цветах. Дело в том, что на каждом своем пароходе я сажала цветы. И они росли. Они росли, потому что все, что им надо для жизни - это свет, вода и земля. Земли на том пароходе было - см. выше две с половиной тонны. И она вся оказалась на палубе кают-компании, потому что пять незакрепленных пятиметровых ящиков-клумб выскочило из стальных подставок и запрыгало меж столов, лопаясь по швам.
Hет, давайте о какао. Оно оставалось в столовой команды, но пока мы говорили о цветах, я собрала его все. Палуба была липкая, но какао на ней уже не было. Ведро, в которое я выжимала тряпку, стояло в буфетной, привязанное за ручку двери в столовую команды. Hапротив этой двери - следите за траекторией моего пальца - из буфетной выходила еще одна дверь: дверь в кают-компанию. Она тоже была открыта. Туда, в открытую дверь кают-компании, и улетело ведро с какао, отвязавшись от двери столовой команды.
Теперь о цветах. Они все еще стояли по местам в своих многоцентнерных ящиках. Уже почти все позавтракали, кроме капитана: он сидел за своим столом напротив двери в буфетную и ел сыр-какао, когда в кают-компанию влетел снаряд с добавкой. В торговом флоте никто не носит форму, но наш капитан ходил весь в белом, как в Пиратах ХХ века, и всю дорогу сдувал с себя соринки. Ведро с какао продолжило бы лететь дальше и упало бы в клумбу, кабы на его глиссаде не встретилось белое препятствие, жующее сыр. Я видела его глаза. Глаза капитана, увидевшего, как в него летит помойное ведро.
И наконец, в последний раз о какао: я его ненавижу.
И в последний раз о цветах. Ящики с цветами и землей, без которой они не могут жить, повыпрыгивали практически сразу после того, как какао из столовой команды переселилось в кают-компанию. Так что никаких романтических шоколадных волн на этот раз не было: что там каких-то пять литров против двух с половиной тонн.
Весь в мокрой почве, как будто только что выкопавшийся из могилы, капитан встал из-за стола, взял из прикрепленного над столом кольца-салфетницы льняную салфетку и промокнул ею у себя в районе груди что-то совершенно неразборчивое для моего глаза. Hаверное, каплю какао.
