Только усталый Юсси спал как убитый, сжимая в пальцах блин: он схватил его с тарелки, пожадничал, а съесть не смог — заснул.
— Может, напечь блинов на все село? — сказала хозяйка.— Тогда все нас будут благодарить и никто не будет смеяться.
— Теста не хватит, чтобы все рты замазать,— сказал Тайпо.
— Что же делать?
— Избавиться от Кумохи.
— Ты хочешь простить ему все долги и отпустить его домой? — испугалась хозяйка.— Чтобы опять он смеялся над нами? Нет, его нужно погубить.
— Тсс!..—зашипел Тайпо.— Спи! Я, кажется, надумал, как быть!..
И утром он объявил Кумохе, что посылает его к Синей ламбе, к озеру, где пасется стадо Тайпо и где зверствует большой серый медведь.
— Пять лучших коров задрал, разбойник,— вздохнул богач. Пастухи боятся на лесные луга выходить… Поймай серого медведя, покажешь мне его шкуру. Тогда я тебе все долги отцовские прощу и домой отпущу. А не поймаешь — пеняй на себя.
— Ладно, поймаю,— добродушно согласился Кумоха.— Какой срок даешь, хозяин?
— Недели за глаза хватит,— буркнул Тайпо.— Сегодня же отправляйся…
И рыжие глаза, как тараканы, поползли в разные стороны, забегали.
…Кумоха любил шагать по лесным тропам.
Ветерок тебя подталкивает, солнце греет, лес дышит прямо в лицо травами, прелью листьев, хвоей.
Вот желтым фонариком вспыхнул лист среди зелени — первый лоскут осени.
Вот блеснула гибкая спина ручья, заиграла под солнечными лучами, заискрилась, как драгоценный мех.
Вот утес, как корабль; из сосен навстречу плывет. А под ним озерко—ламба, и по воде облака плывут, как по небу,—» такая вода тихая, не шелохнется.
Вот лось купается в лесном озере, фыркает, пузыри пускает, рыбу пугает.
Вот старый валун весь в мох, как в шубу, закутанный. А из валуна, из трещины в камне, к солнцу молодая березка тянется.
Вьется лесная тропка и с каждым поворотом новые чудеса путнику дарит.
То тетерева и куропатки пасутся на полянах, усыпанных морошкой.
То беззаботный заяц поперек тропы улегся спать.
То рыжая лисица рыбу ловит в ручье.
То шустрые белки шишками швыряются.
То белые грибы всем семейством на полянку выбежали, то вороны пошли по ягоды, то заохает, заухает в чащобе кто-то. И сладко на душе, и боязно!
Шагал Кумоха, шагал, тропка крутанулась раз-другой и вывела его к пенькам, недавней порубке.
А на одном из пеньков, скрутив кренделем ноги, сидел Нийкой и спокойно трубку свою тоненькую покуривал. На коленях у него лежало ружье, котомка с припасом возле пенька стояла.
