Война упущенных возможностей | страница 120



Тем временем и на южной половине восточного театра войны мы были принуждены снова взяться за оружие. Верное своему принципу уважать право на самоопределение, лишь когда оно ему выгодно, русское большевистское правительство, как уже сказано выше, открыло военные действия против Украины и ее правительства, то есть Рады. Украинское правительство было свергнуто и прогнано.

Таким образом, если центральные державы желали получить хлеб в результате своего «хлебного» мира, то они должны были сами достать этот хлеб.

Впрочем, после заключения мира и сами украинские уполномоченные не скрывали безвыходного положения своего правительства и открыто обратились к Германии с просьбой о поддержке. Для меня было ясно, что мы не можем игнорировать этой просьбы. Мы сказали «а» и должны были теперь сказать «б»; мы признали законность украинского правительства и заключили с ним мир; мы обязаны были, следовательно, позаботиться, чтобы мир, который мы провозгласили, действительно осуществился, а поэтому в первую очередь должны были поддержать правительство, заключившее с нами мир.

Вследствие этого наши войска вступили на Украину. Наступление, главным образом по железнодорожным путям, быстро продвигалось вперед; тем не менее мы во многих местах встречали сопротивление. Большевистские банды, наступавшие для занятия Украины, оказывали нам сопротивление, но наиболее ожесточенные бои происходили с чехословацкими дивизиями, с которыми мы впервые пришли в соприкосновение. Однако сопротивление было повсюду сломлено, и наступление проведено по всей Украине до степей Донской области.

Сначала австро-венгерские войска медлили присоединиться к нашему наступлению.

Австро-венгерское правительство желало мира и прекращения боев и неохотно дало себя убедить, что при данных условиях мир невозможен и что, прежде всего, если Австрия желает иметь хлеб, который ей еще нужнее, чем Германии, то она должна достать его себе сама. Поэтому мы начали это наступление одни, но вскоре нашему примеру последовали и австрийцы, и тут даже началось не лишенное трений соревнование в стремлении к достижению крупных целей. В то время как Киев бесспорно попал в сферу германских интересов, австрийцы завладели Одессой и примыкающей к ней железной дорогой.

Одно из условий мира с Советской Россией касалось, конечно, возобновления дипломатических сношений. За это время я достаточно узнал большевиков, чтобы правильно оценить опасность, которую могло бы создать для Германии большевистское посольство в Берлине и учреждение таковых же консульств как центров большевистской агитации. Да большевики ни на минуту и не скрывали, что их цель – мировая революция и что первым шагом к ней они считают революционизирование Германии. Для пропаганды они пользовались всякой возможностью; попытался же известный Радек, один из членов мирной делегации, раздавать нашим солдатам агитационные листки из окон вагона. Поэтому я настойчиво предостерегал против допущения большевистского посланника в Берлин; я высказал свой взгляд Верховному командованию и предложил, пока война еще не окончена, выбрать ставку командующего Восточным фронтом как место пребывания для обоих посольств, германского и русского. Здесь я имел бы возможность обуздать слишком энергичную деятельность господина Иоффе. Прежде всего можно было бы помешать его слишком близкому общению с германскими коммунистами. Насколько мне известно, Верховное командование попыталось провести мое предложение, но оно натолкнулось на противодействие нашего Министерства иностранных дел.