Тот, кто не работал, сидя на денежном мешке, желал есть, не работая и впредь. А для этого надо было начинать глубокую трансформацию уже неэффективной феодально-олигархической организации общества и властвовать над «чернью» не кнутом, а разделяя её и соблазняя часть мировой черни приманками общества потребления.
Впрочем, к 1917 году контуры той системы, которую профессор Препарата описал в 2005 году, лишь намечались, и для развития и укрепления такой системы наднациональная элита подготавливала будущее господство Америки, уже изготовившейся к броску в воюющую Европу.
Российский Февраль и американский Апрель
КОГДА в январе 1917 года президент ещё «нейтральных» США Вильсон усилил пацифистскую риторику в своих выступлениях, Ленин – ещё из Швейцарии – сразу же откликнулся на это статьёй «Поворот в мировой политике», опубликованной в № 58 газеты «Социал-Демократ» за 31 января 1917 года.
Ленин писал там:
«На улице пацифистов нечто вроде праздника. Ликуют добродетельные буржуа нейтральных стран: „мы достаточно нагрели руки на военных прибылях и дороговизне; не довольно ли? Больше, пожалуй, всё равно прибыли уже не получишь, а народ может и не стерпеть до конца…“
Как же им не ликовать, когда „сам Вильсон“…»
Далее Ленин пояснял:
«Содрать при помощи данной войны ещё больше шкур с волов наёмного труда, пожалуй, уже нельзя – в этом одна из глубоких экономических основ наблюдаемого теперь поворота в мировой политике. Нельзя потому, что исчерпываются ресурсы вообще. Американские миллиардеры и их младшие братья в Голландии, Швейцарии, Дании и прочих нейтральных странах начинают замечать, что золотой родник оскудевает, – в этом источник роста нейтрального пацифизма…».
Точно предвосхищая будущую ситуацию в России, Ленин писал в той же статье и так:
«Возможно, что сепаратный мир Германии с Россией всё-таки заключён. Изменена только форма политической сделки между двумя этими разбойниками. Царь мог сказать Вильгельму: „Если я открыто подпишу сепаратный мир, то завтра тебе, о мой августейший контрагент, придётся, пожалуй, иметь дело с правительством Милюкова и Гучкова, если не Милюкова и Керенского. Ибо революция растёт, и я не ручаюсь за армию, с генералами которой переписывается Гучков, а офицеры которой из вчерашних гимназистов. Расчёт ли нам рисковать тем, что я могу потерять трон, а ты можешь потерять хорошего контрагента?“
„Конечно, не расчёт“, – должен был ответить Вильгельм, если ему прямо или косвенно была сказана такая вещь…».
