Устыдившись, я отдал машину Кысе, а сам стал в храм пешком ходить. Да так и быстрее было. На машине полчаса, а через рынок пять минут.
На рынке подружился со всеми торговцами. Сначала они меня раздражали, потому что прилипчивые, как банный лист, и я старался с ними не общаться. Просто шел своей дорогой, и все. А потом один негоциант, торговавший орешками в золе, мне говорит:
– Почему ты, уважаемый, злишься?
– Да отстань ты, я ничего покупать не хочу, спешу.
– Нам поговорить охота. Продать – хорошо, но поговорить – еще лучше.
И мы подружились. Торговцы стали меня по рынку водить, лучшие точки общепита показывать. А самые вкусные места, как известно, очень далеки от цивилизации. У Мирабадского рынка есть такой павильончик грязненький, где вместо стен висят веревочки плетеные, гигантский орел сидит в деревянной клетке, потолок из пустых пластиковых бутылок и дурная музыка – азиатская попса. Но шашлык, плов – я таких нигде и не пробовал. Даже в самых дорогих столичных ресторанах, которые только имитируют восточную кухню.
Прихожане собора мне очень понравились. Они были лишены столичных понтов, у них проблемы другие – выживание, в первую очередь. К тому времени узбеки активно стали русских выдавливать, ни одного в начальниках не осталось, всех уволили. Работы – ноль, средняя заработная плата – тридцать долларов. Церковь стала их главным спасением, точкой объединения.
Мы прожили в Ташкенте семь месяцев, и все это время я, дети и Кыса были абсолютно счастливы. В Азии я почувствовал что-то родственное, родное. Мне нравилось глубокое черное небо, усеянное бриллиантами звезд. Спокойный ритм жизни, общение с людьми, вкус настоящего узбекского плова. Мы ни в чем особенно не нуждались, у детей даже появились сразу две няни. В Москве мы себе такого позволить не могли. Первую няню звали Ирина, мы с ней познакомились в Ташкенте. Вторую – Димка Селезнев, мы его из Москвы привезли. Они с Кысой со второго класса дружат, и Димка с нами за компанию поехал, Азию посмотреть. Авантюрист.
Ирина была больше по хозяйственной части: каши варила, квартиру помогала убирать, ну и с детьми, конечно, сидела. А Дима – что-то вроде службы эскорта. Азия все-таки, одних девчонок страшновато отпускать. Он с детьми и Ксюхой гуляли по Ташкенту, куда-то ездили на «мерседесе», и я был за семью совершенно спокоен, знал, что ничего не случится. И все-таки случилось…
В местном роддоме Ксюха родила нашего четвертого ребенка – Васю. Роды прошли хорошо. Помню, мы с Димкой приехали ее навестить. Взятки всем стали давать – какие-то конфеты, шампанское, шумели, шутили. А потом, на третий день, ей вдруг плохо стало. «У меня такая слабость. С трудом встаю. И голова кружится», – жаловалась она. Я тогда садился возле кровати, брал ее руку и молча гладил.
