Да и любят ли они вообще литературу русскую, ее читателей, говоря-то от их лица? Они любить умеют только самих себя. Нынешние литературные обзоры, по духу да исполнению мало уж чем отличные от наших же обжорных "светских хроник", - зло во многом социальное: решившие, что они "живут как люди", не желают знать, как существуют все другие, кто для них - уже Никто и Ничто. Это есть по сути своей социальное лицемерие, но и не только - это социальное лицемерие, приходящее не смену нравственности, то есть имитация нравственности, отказ сострадать и отказ чувствовать, осознавать сложность человеческой жизни, даже своей собственной: все серьезное, тяжелое, страдальческое становится ненавистным и рождает эстетическое презрение, какое чувство единственно и заменяет человеческую нравственность нашим больным. Сострадать написанному - как живому сострадать, потому что написанное, сотворенное - это и есть ожившее, живое. Можно и не сделать такой милости, захлопнуть книжку. Но любое зло, будь книжное или жизненное, требует одного и того же нравственного преодоления от человека. И те, кто больны лицемерием, кто не желает "читать", не желая на самом деле сострадать, понимать, знать - больны, одержимы собственным злом. Больны до тех пор, пока скрывают его в себе, не перенося до истерики ни в своей душе, ни близко с собой того, что им так противно.
ПРИГЛАШЕНИЕ НА ПОЛИТИНФОРМАЦИЮ
Прежде с целью всеохватности писались обзоры и требовали весьма добросовестной аргументации, но притом всегда опаздывали, не имели на исходе времени какой-то иной актуальности кроме собственно художественной и автор обзора мог выказать себя разве что исследователем некоего художественного опыта. В новом времени жанр "литературного обозрения" вырождается в "хроники". Цель остается как будто бы той же - всеохватность. Но хроника, сориентирована на литературу иначе, чем обозрение. Она обращается к событию, а не к опыту. Она в конце-концов высвечивает литературу не как нечто глубинное и национальное, а как только что произошедшее, почти внешнее, временное.
Хроника заведомо исключает серьезную аргументацию и таковая сводится, по сути, к комментарию, выдвигая на первый план личность самого комментатора. Хроника, бесспорно, актуальней литературного обозрения, как мобильный телефон куда актуальней в смысле связи, чем ожидание вызова в телефонную кабинку. Но вопрос осмысления литературы - это уже не вопрос времени, а вопрос глубины понимания. Иначе сказать, скорость, с какой литхроникеры хватают на лету свершившиеся за тот или иной период времени художественные события, превращает в весьма субъективный беглый комментарий то, что должно быть результатом осмысления художественного опыта. Поэтому ежегодные обозрения Андрея Немзера были глубже, чем все его хроникерство за тот же период, но и в своих "Взглядах на русскую прозу" он все же пытался придать как можно скорее тот или иной нужный только ему ход тем или иным только что свершившимся литературным событиям - и даже отягощенного научными знаниями Немзера желание управлять да направлять заставило отказаться от обзоров в угоду хроникерству. И вот литературная критика из того, что по духу своему должно объединять все разрозненные художественные события в единое целое и утверждать в литературе справедливость художественную, выродилась на наших глазах в уже и пренебрежительную субъективность. Громоздить царь-гору из литературных отвалов только для того, чтоб залезть на ее верхушку да возвыситься над каким-то пространством, как над поверженным, стало занятием Александра Агеева, Андрея Василевского, Евгения Еромлина, Натальи Ивановой, Андрея Немзера - всех тех литкритиков, кто вышел за куда уж широкие рамки литературно-критических жанров и занялся "периодизацией" cовременной литературы.
