Литературные поколения - это тоже миф. Поколения выплывают тогда, когда нет личностей. А они были и есть. Если ж подразумевать под поколением людей с общей исторической судьбой, то в искусстве их судьбы опять же оказываются разными, личными. В конечном счете и молодая литература - это такой же миф. Но в советское время это понятие было одним из основополагающих. Оно создавало видимость поступательного движения литературы через преемственность, хотя она и тогда скорее противопоставлялась настоящей эволюции, которая происходила в смене и борьбе. И боролись, сменяли художественные представления друг друга опять же личности.
И что теперь? Ожидание свободы превратилось в ожидание чего-то от свободы. Кажется, потому и нужда в ней имелась, чтобы потребовать: дай все, чего у нас нет. А кто даст? Что посеял, то и пожинай. И сеятелей на поверку оказалось куда меньше, чем жнецов. Последние возводят свои частные практические затруднения до значения общелитературных: сначала под видом литературной борьбы шла борьба мировоззренческая, затем под видом мировоззренческой борьбы - имущественный раздел. А у тех, кого перемены застали только на подступах к литературе, свои затруднения и приемы борьбы, но ясно обнаруживается желание перенести тяжесть ответственности за свой выбор на некие враждебные творчеству силы. Выбравшие судьбу писателя жалуются, что судьба эта невыносима, что творчество все больше теряет практический смысл. Не издают, не критикуют, не читают, а в конечном итоге следует возглас, что мы обречены на гибель и никому не нужны. Ну, а себе-то самим?
Cчастье, когда судьба твоих сочинений складывается успешно. Но требовать этого успеха и биться в падучей, если его нет, - что это? У творчества есть только духовный смысл. И если оно необходимо по этому своему извечному смыслу, то поставим точку. Духовная или творческая победа в этом мире может и не найти отклика, и не означает победы реальной, скорее, наоборот. Реальные победы - всегда случайность, так и обыкновенная удача сама находит людей. И хотя реального успеха можно и нарочно добиваться, это все равно мытарств стоит и труда. Стыдно угождать чьим-то вкусам? Но стыдно и кричать о том, что не можешь угождать и, превращая житейские тяготы в зрелище, развлекать себя и других, вместо того, чтобы делать свое дело. И почему не останется читателя, которому от литературы захочется больше, чем развлечения? И почему тогда не останется хоть один издатель с каким-нибудь своими идеалами, который ради этих-то идеалов возьмет да издаст? Или критик, который тоже останется верен себе? Только всех вместе их будет немного, но и зачем подсчитывать, сколько. Важно, что каждый из них сделает свой единственный бесповоротный выбор - и литература останется литературой. А они - самими собой.
