Теперь, и я это знаю точно, челюсти делают так, что они практически изо рта не выскакивают. Гудзий не дожил до нынешнего взлета частного протезирования.
Предчувствуя свой конец, он приглашал учеников и предлагал выбрать на память любую книгу из тех, что у него были. Свою библиотеку он завещал университету.
С Николаем Каллиниковичем мы ходили на экскурсии.
Однажды он привел нас в "стальную комнату".
Если не изменяет память, она находится в здании Академии художеств на Пречистенке. Пол, потолок, стены - стальные, это комната-сейф. Здесь на стеллажах, защищенные от возможных недобрых происков мира да и просто от коварных случайностей, хранятся рукописи Льва Толстого, оригиналы, все, до последнего листочка. Вход - по специальному разрешению, не больше двух-трех человек. Перед очередным изданием именно здесь проверяют соответствие текстов толстовской авторской воле.
Кто бы ни уверял, что рукописи не горят, хранители "стальной комнаты" этому не верят. Они бдительно несут службу на страже стратегического запаса интеллекта Родины...
Ездили в Ясную Поляну. На электричке или автобусом - совершенно не помню. Но узнавание-неузнавание белых столбов при входе, долгой аллеи под кронами, заросшего зеленями пруда, а потом и самого дома, и флигеля, и внутренних комнат - все запомнилось с резкостью первого приобщения к незаемной и радушной подлинности этого знаменитого русского места.
Каждый предмет здесь - со своей реальной биографией, каждого касались руки Толстых, даже какие-нибудь гантели у кровати хозяина дома помнят тепло его ладоней. Гантели я, понятно, не мог не упомянуть в репортаже о той поездке для стенной факультетской газеты. У кого что болит... Вот и сейчас вспомнились...
В пушкинском Михайловском, не знаю, как кому, но мне точно, не давало полностью раствориться в созерцании и приобщении знание того, что и главный дом, и многое другое-прочее здесь все-таки - новодел. "Ясная Поляна" ошеломляет реальностью. Можно подумать, что семья только что ушла на прогулку и скоро вернется. Таких музеев по силе воздействия подлинностью и сохраненностью в России, пожалуй, больше нет. Да точно нет.
...Прошло больше полувека. А всё кажется, мы идем нашим семинаром по печально утоптанной миллионами ног тропе к Старому Заказу, к могиле того, о ком верно сказано: он для всех и навсегда. Продвигаемся не торопясь, - здесь не опоздаешь...
А впереди, чуть нас опередив, идут двое: Гудзий и Николай Павлович Пузин. О чем-то они там говорят. Видимо, о своем, о толстоведческом.
