Взрыв | страница 53



— Возьмите телогрейку! — прошептала она. Она хотела сказать громче, но не сумела, голос не слушался ее, был слаб и сипл. — Очень прошу вас, Павел!

Он грубо крикнул в ответ:

— Ладно, молчи! Знаю, что делаю. Сейчас пойдем, еще минутку отдохну.

Он придвинул к ней лицо, большая сильная рука легла на ее руку. Камушкин сказал радостно:

— Теперь доберемся, пустяки остались. Жива ты, жива, понимаешь!

Вскочив на ноги, он взял свою телогрейку, закрепил на спине респиратор.

— Пойдем, Маша, отдохнули. Крепче ухвати меня за шею, так лучше. Минут на двадцать ходу, не больше.

Но ходу оказалось больше, чем двадцать минут. Камушкин первый услышал отдаленный грохот нового взрыва, рев несущегося по штольне воздушного потока. Он заботливо нес Машу, крепко обхватив ее талию. Вдруг он бросил ее на землю, сам навалился на нее всем телом, придавил ее своей тяжестью. Ей показалось, что ум его помутился. Она закричала, стала отталкивать его. Он с яростью схватил ее руки, сунул их под себя, не освобождая лица. Затем все потонуло в пыли и грохоте. Град камней засыпал Камушкина, она слышала их удары о металлические стенки респиратора. Тело Камушкина ослабло, новый порыв ветра откатил его в сторону. Маша подняла освобожденное лицо. В штольне было темно и тихо, грохот умчался куда-то в сторону. В смятении Маша шарила вокруг себя руками. Не помня себя, вдруг вернув себе силы, она проползла несколько шагов и наткнулась на Камушкина. Ей показалось, что он мертв. Она трясла его и кричала со слезами:

— Павел, слышишь меня? Павел, Павел!

Он шевельнулся и застонал, потом приподнялся. Он нащупал Машу и прохрипел:

— Маша, ты жива? Меня ударило камнем по голове, сразу память отшибло. Как ты?

Она прошептала с облегчением: «Жива» — и снова потеряла сознание. Он встал, пошатываясь. Голова его гудела, ноги тряслись, руки сразу ослабели. С трудом ему удалось поднять Машу. Он бросил респиратор и самоспасатель, только ненужный аккумулятор болтался у него на поясе — лампочка была разбита. Он брел в темноте к выходу, часто останавливался, всем телом припадал к стене, отдыхая. Он ничего не помнил, не соображал, куда идет, долго ли вынесет этот путь в темноте. Только одно он понимал ясно и отчетливо: нужно идти, во что бы то ни стало идти, иначе Маша, безжизненно лежавшая у него на руках, погибнет.

6

Взрыв, вырвавшийся из семнадцатого квершлага, еще потрясал стены штолен и штреков, пламя еще мчалось, погасая на свежей струе, а мастера на всех горизонтах срывали со стен телефонные трубки и сообщали в управление о несчастье. В дежурке военизированной горноспасательной части заливалась аварийная сигнализация, горноспасатели, прервав очередное политзанятие, спешили к одежде и снаряжению. Все это происходило одновременно: раненая, задыхающаяся Маша ползла на свежую струю, Ржавый собирал людей в гезенк. Синев несся, замирая от ужаса, через пояс заполненных газом горизонтов, Камушкин боролся с вентиляционными дверьми, а первая партия спасателей с ломами, кирками, респираторами, кислородными баллонами, огнетушителями и аптечками уже вступала в проходную. Здесь их задержали. Из шахты выбегали испуганные люди, их пересчитывали, отмечали их фамилии в журнале, расспрашивали, что они видели.