Транспортерный штрек вдруг оборвался, снова они вышли в просторный туннель. Навстречу им шел поезд из вагонеток, груженных углем, его тащил электровоз. Маша встала спиной к стене, чтобы ее не задело.
— Взрывобезопасный аккумуляторный электровоз, — объяснил Синев. — Видите, он не похож на те, что мы видели раньше, — те на троллеях.
Какой-то человек, быстро и уверенно шагая, шел прямо на них. Сильный сноп света от его лампочки упал Маше на глаза, ослепив ее на мгновение.
Это был Камушкин. Синев сказал:
— Здравствуй, Павел, хорошо, что не разошлись. Вот привел к тебе товарища Скворцову, покажи ей, где надо работать.
Теперь Маша, направив свет на Камушкина, видела его лицо. Камушкин улыбался.
— Выбрались, наконец, — сказал он одобрительно. — А я уже боялся, что у вас полное отвращение к штрекам и штольням. Лучше всего, конечно, начать с проходчиков, а потом перейти к забойщикам и навальщикам. Не возражаете, если я проведу вас в бригаду Ржавого, Мария Павловна?
Маша не виделась с Камушкиным с того времени, как он увязался ее провожать, и с некоторой тревогой ожидала новой встречи. «Опять скажет или сделает какую-нибудь грубость — посажу его на место!» — мстительно думала она. С облегчением Маша убедилась, что урок пошел Камушкину впрок, он даже назвал ее впервые Марией Павловной, а не просто девушкой или Машей — она не могла этого не отметить.
— Спасибо, Павел Николаевич, — сказала она. — Ржавый меня интересует больше всех, у него самая высокая выработка. У меня еще одна просьба — покажите мне выделение рудничного газа. Столько о нем говорят, а я еще ни разу не видела.
— Это можно, — согласился Камушкин. — Но придется побродить в темноте. Не возражаете?
— Что вы, я не устала! — поспешила сказать Маша.
Сейчас впереди шагал Камушкин, Маша с Синевым и его помощником еле поспевали за ним. Синев шепнул: — Ведет в третий уклон — самое страшное место по газу.
Маша скоро заметила, что стало теплее и воздух не так чист — холодная свежая струя сюда, видимо, добиралась с трудом. Резко запахло сырым и затхлым подземельем. Они шли долго, все время спускались вниз, потом Камушкин замедлил шаги, стал двигаться осторожно, свет его лампочки шарил по земле и ощупывал стены, как рука. Третий уклон был немного шире, чем другие проходы. Смонтированный здесь транспортер не работал, людей также не было видно. Зато здесь было свежее — сильная струя воздуха омывала проход. Камушкин, упершись светом в низ стены, сказал небрежно:
