— Нет, нет, не говорите! — твердила она, волнуясь. — Другие не сумели бы так. Ведь я перед этим… обругала вас! Мне так теперь стыдно.
— Слушай, — сказал он серьезно и ласково. — Давай не вспоминать, что было. А единственная мне благодарность — не будем больше ссориться. Хорошо?
Он протянул ей руку, она схватила ее, прижалась к ней мокрой щекой. Камушкин гладил волосы Маши, что-то шептал ей, что-то доказывал — Маша, вдруг обессилев, слышала его голос, но не разбирала слов.
