Мона резко умолкла. Она выбрала, пожалуй, наихудший подход. Невозможно вот так говорить, если эта женщина страдала. Мона вздохнула, стараясь взять себя в руки. Поставила локти на стол. Медленно подняла голову. И… Она могла бы поклясться, что Роуан смотрела на нее, и вот только что отвела взгляд…
— Роуан, ничего не кончилось, — прошептала Мона.
И посмотрела в сторону, сквозь кованую решетку, за бассейн, на середину лужайки перед домом. Китайский мирт готовился зацвести. А когда Юрий уезжал, его ветки были совсем голыми.
Они с ним стояли на той лужайке, разговаривая шепотом, и Юрий сказал: «Послушай, Мона, что бы ни случилось в Европе, я вернусь сюда, к тебе».
Роуан смотрела на нее! Прямо ей в глаза!
Мона была настолько потрясена, что не могла ни шевельнуться, ни заговорить. Да она и боялась что-либо сделать, боялась, что Роуан сразу отведет взгляд. Моне хотелось верить, что это к добру, что это ратификационная грамота и возвращение. Она добилась внимания Роуан, пусть даже и вела себя как безнадежная дура.
Мона во все глаза смотрела на Роуан, озабоченное выражение лица которой постепенно менялось. И в глазах Роуан вспыхнула отчетливая печаль.
— В чем дело, Роуан? — прошептала Мона.
Роуан издала тихий звук, как будто слегка откашлялась.
— Дело не в Юрии, — шепотом произнесла она.
А потом нахмурилась сильнее, и ее глаза потемнели. Но она не отвела взгляд.
— Что такое, Роуан? — спросила Мона. — Роуан, что ты сказала о Юрии?
Можно было поклясться, что Роуан думает, будто все еще говорит с Моной, не догадываясь, что ни звука не слетает с ее языка.
— Роуан, — снова зашептала Мона. — Скажи мне, Роуан…
Мона резко замолчала. Она внезапно утратила всю храбрость.
Глаза Роуан все еще были сосредоточены на ней. Роуан подняла правую руку и провела пальцами по своим светлым, пепельным волосам. Нормальный, естественный жест, но ее взгляд не был нормальным. Он как будто с чем-то сражался…
Мону отвлек какой-то звук… разговаривали мужчины, Майкл и еще кто-то. А потом раздался резкий, тревожный женский то ли крик, то ли смех. В первую секунду Мона не поняла, чей именно.
Она обернулась и уставилась на ворота за бассейном. К ней спешила тетя Беатрис, почти бежала по выложенному камнем краю бассейна, прижав одну ладонь ко рту, а другую руку вытянув перед собой, как будто боялась упасть лицом вперед. Это именно она плакала, теперь было ясно, что именно плакала. Волосы Беа, обычно уложенные в аккуратный узел на затылке, рассыпались. Шелковое платье было грязным и мокрым.
