Официант принес продолговатое блюдо с рыбой и стакан чая в мельхиоровом подстаканнике. Рыба остывала, но генерал, казалось, совсем забыл о ней.
Он думал…
Младший лейтенант Никольский, сколько лет тебе было тогда, в сорок четвертом? Девятнадцать, двадцать? Ты помнишь, какая у тебя была тонкая осиная талия и браво развернутые плечи. Новенькая портупея скрипела, словно ее натерли канифолью. До самого конца войны ты не снимал золотых погон. На фронте это казалось чем-то похожим на вызов. Ты говорил, что гордишься золотыми погонами, своим званием… Помнишь, как ты умел лихо щелкать каблуками? Девчата из батальона связи млели при одном упоминании о тебе. И все-таки в моих глазах ты оставался мальчишкой. Этаким молоденьким петушком.
Генерал вспоминал.
Младший лейтенант Никольский прибыл в дивизию в начале сорок четвертого года. Он только что окончил пехотное училище и с откровенной завистью посматривал на ордена и медали, украшавшие гимнастерки ветеранов. Пожалуй, ему следовало дать взвод и отправить на передовую, но генералу неожиданно захотелось оставить этого парня при себе. Его прежний адъютант был тяжело ранен во время артиллерийской дуэли, и он знал, что в строй его не вернут. У Никольского была великолепная выправка. За годы войны Румянцев соскучился по ней. Теперь на него пахнуло чем-то далеким, почти забытым: парадами, маневрами, академией…
Стасик Никольский оказался покладистым малым. На должность адъютанта он пошел без колебаний, хотя и старался при удобном случае подчеркнуть, что это не его призвание. Он мечтал о подвиге и славе.
Из штаба армии Румянцев выехал на КП своей дивизии, расположенный в четырех километрах от переднего края. Из-под колес эмки, камуфлированной белыми разводами, вылетали комья мокрого снега. За обочинами стыли запорошенные тела искалеченных орудий и бронетранспортеров, оставшихся после недавнего наступления. Из сугроба, целясь в хмурое небо, торчала напряженная нога убитой лошади. Сбитая подкова еще не успела покрыться ржавчиной.
Так близко от фронта Стасику Никольскому бывать еще не приходилось. Генерал видел, как его адъютант беспокойно ерзает на сиденье рядом с шофером, с любопытством вглядываясь в еще не остывшие следы жарких боев. Казалось, дай ему волю, он полезет сейчас в снег, чтобы своими руками пощупать этот железный хлам, пощелкать затвором пушки или отвинтить на память масляный манометр с транспортера. С тяжелым ревом мчались навстречу порожние грузовики…
