Как же он понимал царившую в ее душе пустоту и страх. Даже слишком хорошо. Но страх ослабляет. И заставляет раз и навсегда закрыть двери любым чувствам.
– Dios. – Внезапно осознав правду, он едва устоял на ногах. – А что было, когда они все-таки тебя навестили?
– Я не стала с ними разговаривать. А потом, когда я выросла и выздоровела и мне пришлось с ними говорить, они стали требовать, чтобы я вернулась. Но я всеми силами отстаивала свою свободу.
– Только не это. Ты же сама их оттолкнула из-за той боли, что они тебе причинили. Твоя свобода стала билетом в страну, где нет боли.
– Именно.
– Ты верила, что рано или поздно они оставят тебя в покое и дадут жить своей собственной жизнью.
– Скорее я на это надеялась.
Не важно, что он давно вырос, в душе он все равно оставался Лукасом Алессандро Гайардо, мальчиком, который так и не сумел защитить близких и все потерял. А еще мужчиной, что клялся служить королю и чести. Тем самым мужчиной, который только что лишил женщину невинности. Женщину, которую он клялся защищать. Женщину, которая явно сама не знала, чего хочет от жизни, и уж тем более не знала, как найти любовь, в которой отчаянно нуждалась. Даже если сама этого и не понимала.
Лукас закрыл глаза.
Что он наделал?
Запахнув халат, Клаудиа сбежала вниз по ступенькам. Она совершенно не представляла, что случилось, но одно знала точно: после волшебной окрыляющей ночи Лукас исчез. Ее Лукас.
Сегодня Лукас Гарсия явно вспомнил, что является главой Агентства национальной безопасности, и включил чисто военный способ действий. Холодный. Отстраненный. Настороженный.
Ступая босыми ногами по прохладным ступенькам, Клаудиа пыталась разгадать его мысли. Винит ли он ее за то, что она ожесточила свое сердце и не хочет общаться с родителями? Самой ей пришлось непросто, но выбора у нее не было. И теперь она снова должна решиться.
К счастью, у нее достаточно ума, чтобы не влюбляться в мужчину, который может так страстно заниматься с ней любовью, а потом недрогнувшей рукой завернуть ее в простыню и отнести в другую спальню, пожелав на прощание лишь спокойной ночи.
Он ушел. Поступил именно так, как и обещал, а значит, она не вправе чувствовать боль.
Только…
Разве можно спать, завернувшись в простыню, от которой пахнет сексом и Лукасом?
Не следовало ей ничего ему рассказывать. С тем же успехом она могла вырвать из груди сердце, надрезать его скальпелем и выложить на стол, предоставив на строгий суд Лукаса. Очевидно же, что ему не понравились ее откровения.
