Он сунул телефон в карман, встал и принялся за работу в тусклом мерцании телевизора: вынул из заднего кармана фланель, вытер все места, которых касался, затем сделал еще несколько фотографий, взял инкрустированный золотом и самоцветами телефон у Хавьера, из шкафа достал пакет для грязной одежды и принялся собирать пистолеты. У Луиса и «Тайсона» были FN 5–7, известные как «убийцы полицейских» за способность пробивать бронежилеты. У каждого стрелка в пиджаке по два запасных магазина и почти тысяча долларов наличными. Малкэй отыскал ключи от джипа в кармане Луиса и взял их себе. У Хавьера в голенище сапога оказался нож. Малкэй бросил его в пакет к остальному оружию, закрутил пакет и завязал, отыскал на телефоне сообщение о пропущенном звонке и нажал на «ответить».
Затем встал у двери, осматривая комнату, проверяя, не упустил ли чего. Глянул на экран телевизора, по-прежнему показывавшего горящую пустыню. Репортер докладывал о крушении самолета, вызвавшем пожар. Полоса внизу сообщала, что, возможно, есть выживший. Малкэй непроизвольно шагнул вперед, не веря прочитанному.
Телефон щелкнул. Кто-то снял трубку:
– Привет.
Это не был голос отца.
Соломон посмотрел на человека, лежащего на каталке.
Медики еще хлопотали нам ним, как над обычным пациентом: поднимали черный обугленный ужас его ног, измеряли температуру бесконтактным цифровым термометром, укрывали стерильными простынями, чтобы предотвратить потерю тепла и гипотермию. Говорили все время, сообщали, что все будет в порядке, советовали держаться, описывали, как повезут его на самолете в специальное отделение в Марикопе. Медики были слишком заняты, чтобы обращать внимание на чужака, стоящего среди них. Но обгорелый человек незнакомца заметил. Глядел прямо на него когда-то голубыми, а теперь молочно-мутными глазами.
«Стеклянистая жижа в человеческом глазу – белок, – услужливо сообщила память. – Если ее нагреть, она белеет, как вареное яйцо».
Соломон глядел на изуродованного человека, на обугленное тело, скорчившееся в позе зародыша – результат сокращения мышц, вызванного сильным жаром. Медики срезали остатки одежды, чтобы распухание обгоревшей плоти под ней не превратило лохмотья в жгуты.
Соломон посмотрел человеку в глаза и улыбнулся. Запах был почти невыносимым – сладковатый, пережжено-шашлычный аромат человеческого мяса, настолько напоминающего свинину, что в некоторых каннибальских племенах человека именовали «длинной свиньей». Соломон протянул руку, осторожно коснулся обгорелого обрубка руки. Белая кожа казалась такой яркой рядом с изуродованной кистью, превратившейся в когтистую лапу.
