Веки раненого приподнялись.
– Как тебя зовут?
Губы чуть растянулись в улыбке.
– Луис, – выговорил он сквозь окровавленные зубы.
– Привет, Луис. Я – Майк. Слушай, я не буду вешать лапшу на уши и уверять, что все будет нормально. Не будет нормально. У тебя дыры в животе и груди. Ты быстро истекаешь кровью. У меня есть для тебя хорошая новость: ты не умрешь от потери крови. Но это потому, что желудочный сок, вытекающий в брюшную полость, или заполняющая легкие кровь убьют тебя раньше. Но если доктора доберутся до тебя в следующие десять минут или около того, у тебя хорошие шансы на выживание.
Малкэй вынул из кармана телефон, показал Луису:
– Хочешь, чтобы я вызвал «скорую»?
Раненый дрожал, словно замерзая, хотя из-за открытой двери в комнате уже сделалось жарко. Он сумел кивнуть.
– Хорошо, – сказал Малкэй, склоняясь над раненым. – Тогда скажи, кто тебя послал.
Луис зажмурился, из его глотки вырвался свистящий стон. Затем Луис вдохнул. Рана на груди всхлипнула, втягивая воздух.
– Да пошел ты! – выговорил он и умолк, скривившись от боли.
– Вижу, – задумчиво произнес Малкэй, – ты большой крепкий парень, терпишь, хотя так больно, держишься, хотя смерть так близко. Это впечатляет. Честно. Но ведь это бесполезно. Если ты не заговоришь, ты умрешь в этой комнате, а я непременно скажу, что ты начал болтать перед смертью. Потому или ты говоришь – и живешь немного дольше, а возможно, и намного дольше; или изображаешь крутого, молчишь – и умираешь ни за что.
Луис глянул из-под полуприкрытых век, взвешивая сказанное. А Малкэй из опыта знал, что настал критический момент, когда человек решает: говорить или молчать до конца. Иногда лучше молчать самому и позволить выговориться, иногда следует немножко помочь, чуть подтолкнуть к контакту. Самое главное здесь – понимать, с каким человеком имеешь дело. Ясно ведь, Луис из тех крепких молчаливых ребят, которые наверняка предпочитают, чтобы за них говорили другие. Так Малкэй и поступил.
– Знаешь, давай-ка так, – произнес он тихо и доверительно. – Я назову имя, а ты кивни, если оно то самое, ладно? Если выберешься отсюда живым и кто-нибудь спросит, ты сможешь честно ответить, что никому ничего не сказал.
Глаза Луиса начали стекленеть. Еще пара минут – и он уже никому ничего не скажет.
– Это был Тио? Тебя послал Папа Тио?
Луис не двинулся. Лишь смотрел из-под полуприкрытых век.
– Ты меня слышал? Это Папа Тио послал тебя?
Луис втянул воздух, закрыл глаза, стараясь вытерпеть боль, затем качнул головой – медленное движение, заставившее сморщиться от натуги.
