– Свои… Свой я! – проворчал Сергачев, опускаясь на колени под тяжестью насевшего тела. Он даже забыл сказать пароль, которому его учил Судоплатов при виде похожих на него лесных духов.
– Свои в Мухосранске картошку окучивают, – ядовито ответил Селезень, – они очень далеко, папаша. А вот кто ты такой на чужой далекой земле?
– Я с Урала, я свой, парень…
– … Вышла с милым из Тагила – пришла брюхатою опять?! Ты че, дед, адресом ошибся? Мимо Челябы в Пруссию промазал?
– А ты что, тоже уральский будешь? – удивился Сергачев, пытаясь рассмотреть парня.
– Допустим. Что значит «тоже»? Откуда ты, грибничок?
– С Чебаркуля. А ты, сынок?
– С Миасса я. Ты че, в натуре, свой?!
– Ясен перец! Ой, я пароль-то и не сказал от испуга. Порядком сдрейфил при твоем появлении. Это… Крысолова заказывали? Я приехал и даже сыр привез для грызуна.
– Ого. Заказ отменяется – мы сами могем!
– Свои-и!
– Папаня-я-а!
Они стали обниматься, даже целоваться, будто отец, давно не видевший с фронта сына, наконец-то встретил его. На свист Селезня примчались остальные, кроме Лизы, охранявшей пленных. Начались расспросы, объятия, восклицания. Радости не было предела.
Но больше всего разведчики обалдели от рации, увиденной на теле пожилого диверсанта, непонятно каким образом и кем засланного в тыл врага.
– Братуха, это случаем не «северка» у тебя в коробе? – Шишкин похлопал Сергачева по прямоугольному вещмешку.
– Рация. А что?
– Батя-я! Да ты… ты золото… ты, блин, человечище-е! Ты не представляешь… Лизка-а, тебе гостинец на мильон поцелуев из Москвы, – крикнул Шишкин в сумерки.
Спустя четверть часа бойцы все еще сидели плотным кружком, заканчивая трапезу и слушание новоявленного разведчика. Правда, опытные диверсанты сразу раскусили, что Центр направил к ним не аса разведки и террора, а специалиста узкого профиля. Узнав о профессии ветерана и личном командировании его самим наркомом, бойцы стушевались и затихли.
– Степаныч, а ты ненароком не особист или мобильная «тройка» для чистки партийных рядов глубинной разведки? – спросил Машков, облизывая лезвие ножа от тушенки.
– Ага, меч правосудия, выкованный лично Лаврентием Павловичем на кузницах Златоуста, – громогласно съязвил Сергачев, затем покрутил ус и шутливо добавил, – идите вы в жопу, сынки, со своими подозрениями. Извини, дочка! Стар я и никогда не был замечен в таких делах.
– Уф-ф.
– Слава богу!
– Ешь давай, наворачивай, солдат! Поди, голодный от страха? Натерпелся столько, зуб на зуб не попадает, – Машков протянул гостю краюху хлеба с куском колбасы, – вот маненько разжились у пруссаков на селе. Угощайся сельскими харчами. Ты скажи, кто теперь за главного в группе будет? Ты в каком звании, папаша?
