Ну, самый подходящий момент. Надо сразу — потом будет труднее. Майя собрала все силы, все в ней напряглось, но голос прозвучал, как обычно, пожалуй, только немного тише:
— А я, знаешь, замуж выхожу…
— Знаю. — Валька замялся. — Потерпи немного. Все уладится — вот увидишь.
Что это он? — удивилась Майя. — Или мама ничего не сказала? Она мягко отстранилась, села у окна и снова повторила:
— Я выхожу замуж. И мы с Юрой уезжаем.
А теперь можете меня убивать — Майя не произнесла этих слов, но их и не надо было произносить.
— Какой Юра? — нахмурился Валентин. — О чем ты?
— Почему ты не спрашиваешь о Севе? — спросила Полина Александровна.
— Мы с Юрой уезжаем. Уезжаем, — с каменным лицом повторила Майя.
Глаза у Валентина потемнели. Он, кажется, начинал понимать.
— Постой, постой, ты…
— Да, — сказала Майя. — Да.
И Валентин, никогда не выходивший из себя, вдруг закричал:
— Ты с ума сошла! Ты не смеешь, слышишь, не смеешь так поступать! — он задохнулся. — Это подло!
Майя ждала всего — ледяного молчания, презрительных, обидных, как пощечина, слов, только не этого взрыва. Она закрыла глаза. Что ж, пусть так. Тем лучше. Конечно, она поступает подло. Что он еще мог сказать? Майя ощутила какую-то холодную пустоту внутри. Неважно, что она ответит. Все равно.
— Ты хочешь, чтобы все жили, как ты. А я не хочу, — Майя не слышала своего голоса. — Не хочу, понимаешь? Жить, как ты — а по-другому подло? Ты счастлив? Тебе тридцать, а чего ты добился? Что сделал, что сумел? Исходил всю Сибирь и даже не защитил кандидатской. И все твои принципы.
— Замолчи! Стыдно слушать, — вырвалось у Полины Александровны. — Замолчи, — чуть слышно повторила она.
Но Майя, плохо понимая, что говорит, только чувствуя, что будет стыдиться своих слов, уже не могла остановиться:
— Ах, вот как — замолчать. Но не ты ли учила меня не бояться правды? Или к благородному Валентину это не относится?
— Разве ты забыла, Валя бросил аспирантуру после смерти отца. Тебе было двенадцать. А я — ты знаешь, что было со мной. — Полина Александровна тяжело опустилась на стул, закрыла лицо рукой.
— Ну, конечно, — зло сказала Майя, — это я во всем виновата. Это я испортила карьеру Валентину. И его личную жизнь — тоже.
Она вдруг перехватила взгляд Валентина, устремленный на мать, и замолкла. От жалости к матери, от стыда и обиды у нее перехватило горло.
Валентин молчал. Он так и стоял в дверях, не шевельнувшись — только прижал ладонь к лицу, чтобы не смотреть на Майю.
