Киприян все свершил, как наставил отец. Сначала сам помытарился вахтером в низовье Енисея да на Хатанге-реке, брата держал приказчиком, учил разворотливости и предприимчивости. В свои девятнадцать Петр стал смотрителем хлебозапасного магазина на Тазовском станке, что северо-западнее Туруханска. А в 1855 году указом губернского правления Киприян был назначен смотрителем Дудинского участка, где вели торг девять казенных магазинов, расположенных по берегам Енисея, Хеты, Авама и Хатанги. В чине урядника, он со своими вахтерами вел надзор за обеспечением населения мукой, солью, порохом, свинцом, гильзами и другими товарами, за сохранностью казенного имущества, сбором денег, рухляди и ведением шнуровых книг. Свыше четырех тысяч инородцев и затундринских крестьян жили на его огромном участке.
*
Через три года службы Киприян добился перевода брата в Дудинское на должность главного пристава затундринских магазинов, построил огромный дом на две половины с торговой лавкой и начал, помимо службы, подторговывать вместе с Петром своим товаром.
Киприян Михайлович не по-казацки высок и строен. В покойную мать. Лицо светлое – луна в полнолуние. Голубые глаза под крыльями густых бровей лучатся добротой. Годы накатывались на братьев быстрее, чем волны на берег Енисея при шторме. От недавнего казачьего урядника остались лишь аккуратные соломенные усы с подусниками, как у енисейского губернатора, да отцовская шашка на стене. Казалось, кончился в нем казак. Теперь он купец второй Енисейской временной гильдии.
Под стать ему и брат. Ростом почти с него, да и красотой не обделен. Но поставь рядом – не скажешь, что они братья. Младший черноволос, временами безус, кареглаз. И голосом суровей. Людям мужавым кажется. Трубку по-стариковски курит важно и раздумчиво. Бороду и усы заводит лишь на темную пору, чтобы щеки в тепле держать. А чуть солнышко забрезжит в небе после полярной ночи – махом бреется. С января по октябрь румянцем сияет да девкам подмигивает. Даже став главным приставом, Петр по-прежнему прислушивался к советам Киприяна:
– Людей, Петруха, уважать треба. Нехай он пришлый иль тунгус. У кажного из них душа божья, а не оленья. Мы с тобой тут ради них поставлены, хоть и зашибаем лишнюю копейку. Не станет их – и нам здеся не место.
Старший брат замолкал, набивал табаком из кожаного кисета трубку, чиркал трутом и подавал младшему для растяжки тлеющую махорку:
– А ты ведь, Петруха, казак реестровый, гордость России. И земли наши Российские испокон века прирастали и хранились только казачеством. Ведь и Мангазею, и Таймыр, и Якутию кто открыл?
