Днем долго спать – себя не уважать. Проснулся Гриша под вечер. Правда, вечер летом на Белом море трудно от дня отличить. Но всё ж потемнее немного стало, посмурнее. Солнце к горизонту поближе. Тучки с востока всток[23] принес. Посмотрел Гриша на небо – глаза протер, нет, не снится. Таких красок ни разу в жизни не видел. Тучи пурпурные плоской стаей сплошной идут, словно птицы райские летят. Перед ними небо голубое с прозолотиной, нежное, как глаза младенца новорожденного. Край стаи от солнца ярким золотом сияет, глазам смотреть больно, словно купола в небесах опрокинулись. Дальше в тучах золото на нет сходит, и появляются прожилки красные, сначала алые, потом всё кровавее и кровавее. И тучи всё темнее и темнее, не пурпур уже, а тяжелая грубая синь. И прожилочки кровяные всё тоньше, тоньше, потом исчезают совсем. На востоке же мрачно, чернота злая, и молнии кое-где беззвучно посверкивают. Всё это над зеркалом водяным, отражается в нем сполна, ни ветерка на море, восточный поверху идет. Рай и ад сошлись в одном месте. Перед битвой молчание спокойное. Потому что терять нечего, всё и так ясно – правда есть правда, ложь есть ложь. Только кто победит, тот и волен будет верх и низ менять – золото ли правдой назовется, или в пурпурные одежды она нарядится.
Невмоготу было ему одному такое величие смотреть. Стал товарищей будить. Но Коля вставать отказался. А брат встал. Полюбовались немного. Выпили по стакашке за красоту и битву предстоящую. А потом брат смотрит – вода на море совсем убылая, не было еще так. Баклыши совсем из воды высунулись, до корги отмелое место – по пах глубиной максимум. «А давай-ка сейчас тут сетку поставим, пешком», – говорит, от небесной красоты быстро отставший. Ему рыба – главная краса, всё остальное потом. Но интересно – бродни надели, пошли сеть ставить. Прямо от лагеря к камням привязали, и поперек отмелого места, к корге; брат впереди с рогатины сеть снимает да в воду опускает, Гриша за ним поддергивает, чтобы ровно ложилась. Так за пять минут размотали всю, поставили, конец на поплавок повесили, чтобы в прилив найти. Пошли обратно, ног поверх сапог не замочив. Что Гришу дернуло сеть потрясти, только что опущенную? Чуть из рук верхний шнур не выпустил – камбала здоровая сидит в сети, в сковороду величиной. Хорошо брат садок с собой взял. Через два метра другая затрепыхалась, поменьше. Дальше третья, тоже большая, вырвалась из сетки, о ноги Гришины ударилась и обратно в сеть заскочила. Чудо чудесное, пятнадцать минут не прошло, а у них уже килограммов семь отборной в садке трепыхается. Аж вспотели от счастья и азарта. Совсем по сторонам смотреть забыли. До конца сетки дошли, глаза подняли – а лодка моторная уже сквозь бары
