– Стоун…
– Эмма, – произнес он, подражая ее сердитому тону, и взялся за ее промокший насквозь, прилипающий к телу свитер.
Эмма ударила его по рукам, но он не остановился и принялся расстегивать маленькие жемчужные пуговки.
– Так, – дрожащим голосом произнесла Эмма, прикрывая грудь руками. – Все зашло слишком далеко.
– Совершенно определенно. – В глазах Стоуна плясали озорные искорки, и в то же время в них читалась решительность и удивившее Эмму обожание. – Хотя теперь я начинаю понимать, что доктор Зло не так уж холодна, как кажется.
Едва не поперхнувшись, Эмма рассмеялась.
– Доктор Зло?
– Ну или доктор Злобная Решимость. Так лучше?
Он подошел ближе и хрипло прошептал:
– Мне нет никакого дела до того, что ты отпугиваешь мужчин, Эмма. Или до того, что я для тебя слишком нетороплив. А еще мне нет никакого дела до того, что мы безумно раздражаем друг друга, но даже в таком состоянии умудряемся воспламенить друг друга и горим жарче, чем костер в июльский день. Ты ранена. Ты знаешь, что я это вижу и не уеду до тех пор, пока не узнаю, насколько все серьезно.
Эмма еще некоторое время смотрела в глаза Стоуна и, заметив горящее в них упрямство, которое могло потягаться с ее собственным, испустила глубокий вздох. Хорошо. Она подняла руки и сняла с себя свитер, закусив нижнюю губу при очередной вспышке боли.
Стоун опустил глаза, и хотя он не произнес ни слова и не сделал ни одного движения, Эмма едва не свалилась на пол, растаяв точно масло под его источающим жар взглядом.
Она тоже опустила глаза.
Ее шелковая блузка промокла и облепила тело, став полупрозрачной.
Еле слышно вздохнув, Стоун положил руки на талию Эммы. Прикосновение было легким и нежным.
– Ну и как нам проверить, не сломала ли ты ребро?
– Не думаю, что я что-то сломала.
– Значит, тебе нужен лишь пластырь.
Эмма заглянула в смеющиеся глаза Стоуна.
– По крайней мере, тебе не придется делать мне укол. Не хотелось бы, чтобы ты упал в обморок.
– Ха-ха. – Пальцы Стоуна перекочевали на пуговицы и начали их расстегивать. – Давай посмотрим, что с тобой случилось.
В смотровой внезапно повисла тишина, прерываемая лишь учащенным дыханием Эммы, которое она почему-то не могла контролировать.
Дыхание Стоуна тоже нельзя было назвать спокойным. Оно стало прерывистым, едва костяшки пальцев коснулись обнаженной кожи Эммы. Он стянул блузку с ее плеч, провел длинным, загрубевшим от работы пальцем по одной ключице, потом по другой, где уже начал проявляться кровоподтек.
