— Извозчик! — закричал Николай Иванович.
— Да что ж ты по-русски-то. Надо по-французски.
— Тьфу ты, пропасть! Совсем забыл, что здесь по-русски не понимают. Как извозчик-то по-французски?
— Коше.
— Да так ли? Кажется, это ругательное слово? Кажется, коше — свинья.
— Свинья — кошон, а извозчик — коше.
— Вот язык-то… Коше — извозчик, кошон — свинья!..
Долго ли тут перепутаться!
— Да кричи же, Николай Иваныч!
— Эй, коше! Мусье коше!
— Ну вот, пока ты собирался, его уже взяли. Вон какой-то мужчина садится в коляску. Так здесь нельзя… И что это у тебя за рассуждения! Вон еще едет извозчик. Кричи.
— Коше! — крикнул опять Николай Иванович и махнул ему зонтиком, но извозчик сам махнул ему бичом и отвернулся. — Не едет. Должно быть, занят.
Опять перекресток.
— Рю Лафит… — прочитала Глафира Семеновна и прибавила: — Рю Лафит мне по роману знакома. Рю Лафит я отлично помню. Батюшки! Да ведь в рю Лафит Анжелика приходила на свидание к Гастону, и здесь Гастон ранил Жерома кинжалом! — воскликнула она.
— Какая Анжелика? Какой такой Гастон? — спросил Николай Иванович.
— Ты не знаешь… Это в романе… Но я-то очень хорошо помню. Так, так… Еще угольщик Жак Видал устроил ему после этого засаду на лестнице. Ну, вот извозчик! Кричи! Кричи!
— Коше! Коше!..
Извозчик, которого кричали, отрицательно покачал головой и поехал далее.
— Что за черт! Не везут! Ведь эдак, пожалуй, пехтурой придется идти, — сказал Николай Иванович.
— Пешком невозможно. Давеча француженка сказала, что выставка очень далеко, — отвечала Глафира Семеновна. — Вот еще извозчик на углу стоит. Коше! — обратилась она к нему сама. — Алекспозисион?
Извозчик сделал пригласительный жест, указывая на коляску.
— Не садись так, не садись без ряды… — остановил Николай Иванович жену, влезавшую уже было в экипаж. — Надо поторговаться. А то опять черт знает сколько сдерут. Коше! Комбиен алекспозисион? — спросил он.
Извозчик улыбнулся, полез в жилетный карман, вынул оттуда печатный лист и протянул его Николаю Ивановичу, прибавив, кивая на экипаж:
— Prenez place seulement.
— Что ты мне бумагу-то суешь! Ты мне скажи комбьен алекспозисион?
— Vous verrez là, monsieur, c’est écrit.
— Глаша! Что он говорит?
— Он говорит, что на листе написано, сколько стоит до выставки. Садись же… Должно быть, в листке такса.
— Не желаю я так садиться. Отчего ж, когда извозчик вез нас в гостиницу, то не совал никакой таксы? Алекспозисион — ен франк. Четвертак…
— Oh non, monsieur, — отрицательно покачал головой извозчик и отвернулся.
