— Николай Иваныч… — тронула она, наконец, за плечо спящего мужа. Тот пронзительно всхрапнул и что-то пробормотал, не открывая глаз. — Николай Иваныч, проснись… Я боюсь… — потрясла она еще раз его за рукав.
Николай Иванович отмахнулся рукой и произнес:
— Пусти, не мешай.
— Да проснись же, тебе говорят. Я боюсь… мне страшно.
Николай Иванович открыл глаза и смотрел на жену посоловелым взором.
— Приехали разве куда-нибудь? — спросил он.
— Не приехали, все еще едем, но пойми — мне страшно, я боюсь. Ты так храпишь бесчувственно, а я одна не сплю, и мало ли что может случиться.
— Да что же может случиться?
— Я боюсь, что на нас нападут разбойники и ограбят нас.
И она рассказала ему про случай в отдельном купе на железной дороге, про который она читала в романе, и прибавила:
— И зачем это мы сели в отдельное купе?
Николай Иванович тоже задумался.
— Недавно даже писано было, что усыпляют на железных дорогах разбойники, хлороформом усыпляют, а ты спишь как убитый, — продолжала Глафира Семеновна.
— Да ведь я чуть-чуть… — оправдывался Николай Иванович.
— Как чуть-чуть! Так храпел, что даже стук колес заглушал. Ты уж не спи, пожалуйста.
— Не буду, не буду… Я сам понимаю теперь, что надо держать ухо востро.
— Да конечно же. Двери снаружи… Войдут — меня за горло, тебя за горло — ну и конец. Ведь очень хорошо понимают, что в Париж люди едут с деньгами.
— Не пугай, не пугай, пожалуйста, — отвечал Николай Иванович, меняясь в лице, и прибавил: — И зачем ты это мне сказала. Ехал я спокойно…
— Как зачем? Чтобы ты был осторожнее.
— Да ведь уж ежели ворвутся разбойники, так будь осторожен или неосторожен, — все равно ограбят. Не пересесть ли нам в другое купе, где несколько пассажиров? — задал он вопрос.
— Как же ты пересядешь, ежели поезд летит безостановочно, как стрела, а купе наше не имеет внутреннего сообщения с другим купе?
— И то правда. Тогда вот что… Не вынуть ли мне деньги-то из кармана и не переложить ли за голенище?
— А ты думаешь, что, если нападут разбойники, за голенищем не будут шарить?
— Верно, верно. Так что ж тут делать?
— Прежде всего не спи.
— Да уж не буду, не буду.
— Потом… Ведь у тебя есть револьвер в саквояже. Зачем ему быть в саквояже? Вынь его и положи рядом на диван: все-таки будет спокойнее.
— Душечка, да ведь револьвер незаряжен.
— Так заряди его. Зачем же возить с собой револьвер, ежели им не пользоваться?
— Так-то оно так, но вот, видишь ли, я впопыхах патроны дома забыл.
Глафира Семеновна так и всплеснула руками.
