— Это шутка. Это кто-нибудь шутки с вами сделал.
— Как шутки! Нам кондуктор сказал и даже высадил нас чуть не силой. Нам начальник станции сказал и даже штраф хотел взять.
— Вас надули, господин, или вы не поняли чего-нибудь. Поезд от Кенигсберга как на Берлин, так и на Гамбург — один, и только в Диршау он делится, — стоял на своем швейцар.
— Да нет же, нет! — воскликнул Николай Иванович.
— Ну что ты споришь, Коля! — остановила его жена. — Конечно же нас могли и надуть, и в насмешку; конечно же мы могли и не понять, что нам говорили по-немецки. Толкуют, а кто их разберет, что толкуют. Я по-немецки только комнатные слова знаю, а ты хмельные, так разве мудрено понять все шиворот-навыворот? Так и вышло.
— Уверяю вас, господин, что вам не следовало ехать обратно в Кенигсберг, чтобы садиться в берлинский поезд. Дорога до Диршау одна. Я это очень хорошо знаю, — уверял швейцар. — Я служил на эта дорога.
Николай Иванович досадливо чесал затылок и повторял:
— Без языка, без языка… Беда без языка! Ну, однако, что ж у вас в Берлине сегодня вечером посмотреть? — обратился он к швейцару.
— В театры теперь уже поздно, не поспеем к началу; но можно побывать в нашем аквариуме.
— Ах, и у вас, так же как и в Петербурге, есть аквариум? Глаша! Слышишь, и у них в Берлине есть аквариум.
— Наш берлинский аквариум — знаменитый аквариум. Первый в Европа.
— Браво. А кто у вас там играет?
Швейцар посмотрел на него удивленными глазами и отвечал:
— Рыбы… Рыбы… Рыбы там и амфибиен.
— Да неужели рыбы?
— О, господин, там рыб много. Есть рыбы с моря, есть рыбы с океан.
— И играют?
— Да, да… играют.
— Глаша, слышишь! В аквариуме-то ихнем рыбы играют. Надо непременно пойти и послушать.
— Да что ты? — удивилась Глафира Семеновна.
— Вот рассказывает. Ведь этого в другой раз ни за что не услышишь. А кто у них дирижирует? Как вы сказали? — допытывался Николай Иванович.
— То есть как это? Я ничего не сказал, — удивился швейцар.
— Нет, нет… Вы сказали. Такая немецкая фамилия. Анти… Антиби…
— Я сказал, что там есть рыбы и амфибиен, — повторил швейцар.
— Послушаем, брат, хер Франц, этого Амфибиена, послушаем. Веди нас. Глаша, одевайся! Это недалеко?
— Да почти рядом. Unter den Linden, — отвечал швейцар.
— Это что же такое? Я по-немецки не понимаю.
— Наш бульвар Под Липами. Я давеча вам показывал.
— Ах, помню, помню. Ну, Глаша, поворачивайся, а то будет поздно. Да вот что, хер Франц, закажи, брат, нам здесь, в гостинице, ужин к двенадцати часам, а то я боюсь, как бы нам голодным не остаться.
