Какое-то время Мойра Кейзи не очень шла на сближение, потому что уже лет пять, как «всякого навидалась» в больнице. Ее интерес к земным страданиям в то время и в тех обстоятельствах был несколько притуплен. Пробудили любопытство Мойры Кейзи рассказы Нэн Хоган о своем доме и о мечте, не оставлявшей ее в покое в ночные часы. Пока Мойра скребла пол около ее кровати, Нэн рассказывала ей о доме и о мечте.
Рассказы Нэн Хоган о доме звучали бы чистой выдумкой для любого, кто был хоть немного знаком с Килбегом, но когда играешь на одной струне, для артистической натуры велико искушение приукрашивать мелодию легкими пассажами, вибрациями и потрясениями. И Мойра Кейзи забрала себе в голову, что Нэн Хоган из-за неожиданно поразившей ее болезни ног была принуждена оставить очаровательное жилище в Килбеге на милость недостойной кошки. Особенно сильное звучание эта картинка брошенного в Килбеге жилища обрела, когда Нэн Хоган наутро после ночных фантазий откровенно поведала Мойре Кейзи о своей мечте. Именно воспользовавшись своей великой мечтой, Нэн Хоган с заномерными приукрашиваниями поведала Мойре Кейзи о позоре деревни, то есть о Саре Финнесси. Нэн Хоган расписывала все с большим удовольствием, с таким удовольствием, что даже Мойра Кейзи уселась на коленках и сидела так, пока ее щетка совсем не высохла. Мойра Кейзи больше не сомневалась, что это чудовище, Сара Финнесси, заслуживает виселицы. Она как будто видела Сару, победно отплясывающую в опустевшем запертом доме, переходящую на буйный шотландский танец возле двери, скачущую по крыше в сумасшедшем ритме и в исступлении заканчивающую пляску чудовищным прыжком. У Мойры Кейзи с воображением было туговато, однако Нэн Хоган красочно живописала свое ночное видение.
Все это настолько подействовало на Мойру Кейзи, что, отпросившись на несколько часов из Бохерлаханской больницы, она, ведомая необоримым любопытством, отправилась в Килбег, чтобы взглянуть на разоренное владение Нэн Хоган и, если получится, на захватившую ее воображение Сару Финнесси.
Мойре Кейзи удалось и то, и другое, и она вернулась из Килбега, уныло опустив уголки губ. Когда же Нэн Хоган вновь взялась за свои рассказы, Мойра Кейзи слушала ее с гораздо меньшим интересом, не отрываясь от своей щетки. «Бредит, — решила Мойра Кейзи. — Бредит перед смертью».
Тем не менее пустой дом в Килбеге произвел неожиданное психологическое воздействие на Мойру Кейзи. О таком доме она всегда мечтала. Всю жизнь ей приходилось переходить из одного работного дома в другой и много бродить по дорогам, прежде чем удалось осесть в Бохерлахане и зарабатывать себе на пропитание в больнице. Как многие бездомные, Мойра Кейзи совсем не любила бродяжничество, которое в крови цыгана и лудильщика. И бродяжничала она по необходимости, а не по своему желанию. У Мойры Кейзи всегда было такое чувство, что она рождена домашней хозяйкой, но по иронии судьбы, по капризу Фортуны она никогда не имела собственного угла. Поэтому ей нравилось примериваться к маленьким домикам, ведь она воображала, что стала бы делать, принадлежи они ей. По этой же причине ей нравились уединенные, тихие места, подальше от дороги, словно инстинкт подсказывал ей, что если и повезет с домиком, то лишь в таком месте.
