Одним из геологов был этот самый человек. Таюнэ хорошо помнила его. Он был смуглый, у него была вот эта родинка на щеке, на нем была эта же телогрейка, эти же кирзовые сапоги и эта же серая шапка с меховым отворотом…
Человек вдруг дернулся, застонал. Губы его разжались, и под верхней губой блеснул золотой зуб. Таюнэ чуть не вскрикнула от радости — у того геолога тоже был такой красивый зуб.
— Ты хиолог, да? — быстро спросила Таюнэ, склонясь над человеком. — Ты теряла свой товарищ?
Левое веко у человека приоткрылось, правое, вздувшееся, запекшееся синяком, запрыгало. Открытый глаз расширился, в нем дрогнул испуг, и человек хрипло матерно выругался. Таюнэ не поняла того, что он сказал, но одно слово она хорошо расслышала. Учительница Оля, когда читала ей букварь, говорила, что таким словом тоже зовут маму.
— Мат-тт! — обрадованно повторила она это слово. И участливо спросила: — Ты хотел видал свой мама?
Человек ничего не ответил. Казалось, он снова впал в забытье.
Утром, когда он еще спал, ровно и покойно дыша, Таюнэ нагрузила моржовым мясом мешок и отправилась на участок. Отойдя метров сто от береговой пади, она наткнулась на убитого волка. Помня, что стреляла ночью почти не целясь, она удивилась, обнаружив, что у зверя раздроблен пулей череп. И обрадовалась такой нежданной удаче — в колхозе за каждого убитого волка давали пятьсот рублей премии. В самом веселом настроении она принялась снимать с хищника шкуру.
В полдень она вернулась в избушку.
Человек сидел на полу, привалясь спиной к стене. Он вздрогнул, когда она вошла, резко подтянул под себя забинтованную ногу, словно хотел встать, но скривился от боли и снова выпростал ногу.
— Ты кто? — хрипло спросил он.
Таюнэ улыбнулась ему и старательно выговорила:
— Трастуй! Я Рус-лана! Как ты живош? Ты хиолог, да?
Человек, не моргая, уставился на нее.
— Я Рус-лана, — повторила она, подходя к нему и садясь возле него на шкуры. — Рус-лана Таюнэ. Трастуй.
— Ты что ж, не русская? — спросил он, подозрительно разглядывая ее. — Чукчанка, что ли?
— Я — охотника, пух-пух! — улыбаясь, сказала она и, выбросив вперед руку, показала, как нажимают на спусковой крючок.
Человек как-то странно хмыкнул, прищурил вспухший глаз и, сверля ее другим черным глазом, растяжно спросил:
— А не темнишь ты, дева Мария?
Она не поняла и с прежним любопытством спросила:
— Ты хиолог, да?
— Ну, геолог, — сказал он, не спуская с нее настороженного взгляда.
— Ты теряла свой товарищ? — быстро спросила она.
