— Олег Павлович, а что, если и коньяк, и конфеты выставил хозяин? Держал про запас? Для хороших, так сказать, людей?
— Вряд ли, — покачал головой майор. — Сладкая жизнь для тех, кто еще хочет пожить, весьма опасна, они ее отсекают от себя. Стараются держаться подальше от конфет и тортов, чтобы не возникало соблазна. Кстати, Виктор, разузнай в районной поликлинике, стоял ли у них на учете Медовников, как диабетик. Странное все-таки убийство: деньги на месте, шмотки тоже вроде бы, впрочем, супермодником этот пожилой господин явно не был, очень неплохие пейзажи середины прошлого века тоже висят на стенах, а все вокруг — вверх тормашками, словно искали какой-то очень важный документ, крайне важную бумагу… Или небольшую вещичку…
— Да, похоже на это, — охотно согласился Столяренко…
* * *
Опрос соседей на первых порах ничего не дал — никто не видел того, кто пришел в гости к Медовникову, который, как установила судебно-медицинская экспертиза, умер от асфиксии примерно между девятью и десятью часами вечера. Если учесть, что на дворе стоял декабрь, и это был достаточно поздний вечер, когда люди, отужинав, садятся к телевизорам и не выходят за пределы собственного звукового поля, надо сказать, что и стены этого довоенной постройки дома картон не напоминают, никто ничего и не услышал. Собственно, шума как такового, вероятно, и не было. Разве хрип или безмолвный ужас человека, которого душат, имеют что-то общее с криками жертвы, которую полосуют ножом, или воплями о помощи?
Итак, что пока проступило на белой фотобумаге начинающегося следствия, только что утопленной в раствор проявителя? Медовников был маститым краеведом, пожалуй, лучшим среди тех немногих, не более семи-восьми, своих коллег, успешно занимающихся историей украинской столицы. Активно печатался в популярных, самых тиражных газетах и журналах, его перу принадлежал ряд краеведческих, высоко оцененных критиками и читателями книг. Он знал практически все, если не буквально все о старых улицах и переулках Киева, его домах, фонтанах, скверах, исторических зданиях, уже снесенных или пока еще не тронутых девятым валом, конечно же, необходимого, оправданного, но часто неуправляемого строительного бума, за гадостями которого отчетливо вырисовывались как безголовая городская власть, так и те, кто хотел по максимуму выжать выгоду из каждого поистине золотого квадратного метра столичной земли.
Краеведы, как и фотокоры, Лободко знал это по рассказам знакомых журналистов, друг друга переносили плохо, хотя и старались этого не показывать. Общались, конечно, но только в силу необходимости — каждый в душе считал, что лишь его знание Киева, почерпнутое из архивов, литературных и прочих источников, наиболее полно и безошибочно. Профессиональными секретами делиться никто не любил. Если обычные ученые работают, как правило, в большом коллективе, то исследователи старины — волки-одиночки.
