Голодный дом | страница 32



У меня мороз по коже.

– Я… вы… как это?

Хлоя берет сигарету из моей пачки:

– Голос слышен, а никого нет. Дом очень старый. У вас есть версии, детектив?

Слово «привидение» я произнести не могу, хотя сам только что слышал, как девчонка зовет Иону. Вот только никакой девчонки нет.

– Помните, в прошлую субботу вы слышали топот – дети вокруг дома носились? Вы еще решили, что это у соседей.

Я холодею. Киваю.

– В соседнем доме детей нет, Гордон. Это Нора с Ионой. По-моему, они близнецы. Вот, закуривайте. Присаживайтесь.

Я опускаюсь на стул. Мысли разбегаются. Непослушными пальцами беру сигарету, прикуриваю.

– Я их в январе первый раз услыхала. В саду, вот как вы. И тоже решила, что это соседские дети. А потом, как раз в День святого Валентина, я Стюарта после химиотерапии спать уложила, выхожу из спальни, а на лестничной площадке, у напольных часов, слышу – девочка что-то напевает тихонечко, а потом мальчик ее из кухни окликает: «Нора, яйцо сварилось!» А она ему отвечает: «Вот часы заведу и спущусь». Я сначала подумала, что, может, и правда ребятишки какие-то в дом пробрались, шутки ради, но… Я же сама на лестничной площадке у часов стояла…

Девчонку-невидимку и леди Грэйер зовут одинаково: Нора. Любопытное совпадение, конечно, да только что с того?

– А ваш муж их слышал?

– Нет, ни разу. На Пасху Нора с Ионой бегали по кухне, болтали что-то про своего пони по кличке Блэкджек. Стюарт как раз за столом сидел, кроссворд решал. Я ему говорю: «Слышишь?» – а он газету отложил и спрашивает: «Что?» – «Да голоса же», – отвечаю. Он на меня странно посмотрел, встревоженно так, пришлось приврать, что, мол, я радио в спальне выключить забыла.

Хлоя закуривает сигарету, глядит на тлеющий кончик.

– Стюарт был биохимиком, атеистом. В сверхъестественное не верил. А потом, через пару недель, мы гостей на ужин пригласили, я закуски подаю и слышу, как Нора с Ионой вприпрыжку бегут по столовой и распевают во все горло: «Тили-тили-тесто, жених и невеста!» За столом восемь человек сидели, вот только никто из них ничего не слыхал.

В камине бьется пламя. Полицейский ум услужливо подсказывает слово «шизофрения». Но я ведь и сам голос слышал, а вот о совместных шизоидных глюках – никогда.

Хлоя наливает в бокалы остатки вина.

– Я решила, что умом тронулась. Стюарту ничего говорить не стала, но к трем врачам на прием сходила, энцефалограмму сделала, проверилась. Никаких отклонений не обнаружили. Два психиатра сказали, что это от переутомления – я ведь для Стюарта сиделку не нанимала, сама за ним круглые сутки ухаживала. А третий заявил, что детские голоса – это сублимация неудовлетворенного желания завести ребенка. Ну, к нему я больше ходить не стала.