Отсутствие иронии и шутки — тоже признак агиографического стиля. Он связан с отношением к смеху в христианской культуре, где его носителями выступают смерть, дьявол, вообще темные силы, христианское же божество никогда не смеется.
Поэтому чрезвычайной, редкостью являются забавные рассказы типа следующего: купцы заходят в храм Георгия, съедают принесенный ему в дар пирог и, наказанные за это невозможностью выйти наружу, принуждены дать разгневанному святому большой денежный выкуп. Освободившись наконец из плена, они говорят Георгию: “О святой Георгий, дорого же ты продаешь свой пирог; в другой раз мы у тебя не станем покупать, а за то, что [27] было, прости нас”. Такая же непривычно шутливая нота возникает в разговоре между подвижником Иоанном Ликопольским и его агиографом Палладием. На вопрос подвижника, хотел бы его собеседник стать епископом, следует ответ, что он уже епископ: “Я надзираю за яствами и снедями,— говорит Палладий,— за столами и глиняными чашками. Если вино кисло, отодвигаю его, если хорошо — пью. Также надзираю за горшками и, если не хватает соли или какой приправы, тотчас солю, приправляю и тогда ем. Вот мое епископство, ибо меня рукоположило чревоугодие”.
Агиографический стиль претерпевает медленную эволюцию, развиваясь в сторону все большей отвлеченности сенсуализма и преодолевая античный, что отчетливо заметно уже ко второй половине IX в. в творчестве Никиты-Давида Пафлагона, Игнатия, Никифора, а позднее Симеона Метафраста. Процесс этот вследствие застойности во всех областях византийской хозяйственной и культурной жизни шел, как мы видим, тоже в высокой степени экстенсивно, и, говоря о явлении столь растянутом во времени, мы имеем в виду только ведущую тенденцию: само собой разумеется, что в позднейший период спорадически возникают отдельные агиографические памятники, по стилю своего выполнения показательные, скорее, для предшествующего времени, вроде входящей в эту книгу младшей редакции жития Алексия (XI в.), а на ранних этапах встречаются легенды, “забегающие вперед”, вроде жития Тихона (VII в.).
Начиная с XI в. житийный стиль можно считать окончательно сложившимся. И особенности, присущие ему до этого времени, достигшими законченного выражения. Новым явлением в жизни этого жанра можно считать его вступление в высокую литературу. Теперь наряду с агиографом, прежде далеким от литературных интересов и рассматривавшим свою роль исключительно как учительную, появляются писатели — Мавропод и Пселл (XI в.), Феодор Продром, Федор Вальсамон, Иоанн Зонара, Евстафий Солунский (XII в.), Георгий Акрополит, Никифор Хумн, Феодор Метохит, Никифор Григора, Максим
