Но раскрыть злоупотребления Сок Дэ оказалось тоже не легко. Я думал так: раз в классе такая подавляющая обстановка, раз у всех такие потерянные лица, то стоит немного копнуть — и все преступления выплывут наружу, кто-нибудь проболтается. Но я не обнаружил никакого криминала. Ну да, он бил и обижал ребят, но почти всегда у него было оправдание, что он действует с одобрения учителя. Он поедал их обеды, отбирал у них разные вещи, но всякий раз ребята добровольно сами тащили ему всё это.
Чем больше я наблюдал за Сок Дэ, тем больше я убеждался в том, что учитель правильно сделал, что передоверил ему все дела. Наш класс под управлением Сок Дэ был образцом для всей школы. Его кулаки были гораздо более эффективным дисциплинарным средством, чем поверхностный контроль дежурного учителя или префекта, которые следили за тем, чтобы школьники не ели конфет или не нарушали других мелких правил. Если Сок Дэ отвечал за уборку, то можно было быть уверенным, что наш класс будет самым чистым в школе и что наша цветочная грядка во дворе будет ослепительно красива. Когда мы под надзором Сок Дэ высаживали деревья, мы занимали первое место в школе. Его командная система делала нас первыми во всём. Стены класса ломились от почётных грамот. Когда он был капитаном, наша команда побеждала любые другие. Проводя свои операции, Сок Дэ как бы подражал любимой стратегии взрослых — «кнута и пряника», и у него всё получалось быстрее и лучше, чем если бы нами руководил сам учитель. Ну и, наконец, хоть это и не главное, держа все пятые классы под контролем при помощи своих кулаков, он поставил дело так, что никто из параллельных классов не смел и пальцем тронуть кого-нибудь из наших. И это тоже должно было быть по душе классному руководителю.
Невзирая на всё это, я продолжал начатое дело, и чем безнадёжнее оно казалось, тем упрямее я становился. Я следил за старостой неотрывно: только бы раскопать что-то из его злоупотреблений.
Я и сейчас не понимаю отношения Сок Дэ ко мне. Я учился в новой школе уже три месяца, и, надо думать, ему уже давно донесли, что я под него подкапываюсь, но его отношение ко мне оставалось таким же, как в самом начале. Он не выражал никакой неприязни, не выказывал ни малейшего знака нетерпения. Терпение у него было действительно незаурядное, это нельзя было объяснить только нашей разницей в возрасте в два-три года. И если бы не странная сила, которая заставляла меня бороться, то на этой стадии нашего противостояния я наверняка уже встал бы перед ним на колени.
