Далекие горизонты | страница 13



Небо — вот крыша, которую поддерживает эта стена. По ночам звезды сияют сквозь прозрачную крышу воздуха. И к ним можно уплыть, к мирам за пределами этого мира.

«Эси!» — зовет кто-то из комнаты, и он отворачивается от моря и от неба, покидает балкон и идет поздороваться с гостями, или на урок музыки, или пообедать с семьей. Он хороший маленький мальчик, наш Эси — послушный, веселый, не болтливый, но и не застенчивый, с живым интересом к людям. Ну и конечно, очень воспитанный. В конце-то концов он Келвен, и старшее поколение не потерпело бы плохих манер у ребенка из их рода. Впрочем, прекрасные манеры даются ему легко, потому что плохих ему видеть не приходилось. И он не мечтательный ребенок. Живет в настоящем, наблюдательный, сообразительный, но одновременно вдумчивый и склонный подыскивать собственные объяснения, вроде моря-стены и воздуха-крыши. Эси не так близок Эсдану, как был когда-то: маленький мальчик, оставленный позади, оставленный дома давным-давно и далеко-далеко. Теперь Эсдан лишь изредка видит его глазами или вдыхает чудесный многосплетенный запах дома в Дарранде — дерева, смолистой пасты, которой полируют дерево, циновок из душистых трав, только что срезанных цветов, кухонных приправ, морского ветра.., или слышит голос матери: «Эси? Иди скорее, милый. Приехали родные из Дораседа!» И Эси бежит встретить родных — встретить старого Илия-вода с мохнатыми бровями и волосами в ноздрях, который умеет творить чудеса с кусочками липкой ленты, и встретить Туитуи, которая ловит мяч лучше Эси, хотя и младше него, а Эсдан засыпает в кресле без ручки у окна, выходящего на страшные прекрасные сады.


***

Дальнейшие беседы с Райайе были отложены. Пришел задьо с его извинениями. Министру пришлось отбыть к президенту, но он вернется через два-три дня. Теперь Эсдан понял, что рано утром слышал, как где-то недалеко в воздух поднялся летательный аппарат. Это означало передышку. Он любил фехтовать, но был еще очень измучен, разбит и радовался возможности отдохнуть. К нему в комнату не заходил никто, кроме испуганной женщины, Хио, и задьо, который раз в день являлся осведомиться, не нуждается ли он в чем-либо.

Когда он окреп, ему разрешили выходить из комнаты в сады, если он пожелает.

Он уже мог ходить с палкой, привязав к забинтованной ступне подошву от старой сандалии, которую принесла ему Гейна, и теперь выбирался в сады посидеть на солнце, которое к исходу лета с каждым днем становилось все ласковее. Два веота были его стражами, а вернее, охранниками. Два пытавшие его парня иногда мелькали в отдалении: видимо, им было приказано не приближаться к нему. Обычно один из веотов наблюдал за ним, но ничем его не стеснял.