Кажется, в этот же день нижегородский механик-самоучка, впоследствии известный в ученом мире Иван Петрович Кулибин, имел счастье быть представленным ее величеству графом Григорием Григорьевичем Орловым. Кулибин поднес на рассмотрение императрицы электрическую машину, телескоп и микроскоп своей работы, неоконченные свои знаменитые яйцеобразные часы и кантату своего сочинения.
Великая, поняв гениального художника, приняла благосклонно его стихи, рассматривала инструменты, внимательно слушала объяснение его о механизме часов и потом допустила к руке.
Утром 22 числа императрица занималась делами во внутренних комнатах, а в 12 часу вышла в зал, где собрались в то время все значительные особы, находившиеся в Нижнем, и тут архимандрит Оранского монастыря с братией, купцы и их жены, из которых многие приехали верст за 50 и более, чтоб только взглянуть на государыню, имели счастье облобызать руку державной путешественницы.
В этот день назначен был отъезд императрицы. После обеда снова наполнился зал и прочие приемные комнаты многочисленным собранием духовенства, дворянства и должностных лиц для отдания всеподданнейшего поклона государыне. Она, допустив к руке епископа и большую часть находившихся в зале, отправилась в путь.
Государыня ехала в карете до пристани, где села в шлюпку, в которой достигла галеры «Тверь». Народ провожал ее громогласным «ура!», толпясь около кареты, то же «ура!» раздавалось и на Волге с лодок, следовавших за императорской шлюпкой. Гром пушек и колокольный звон не умолкали, покуда галера императрицы не скрылась из вида. И долго, долго помнили в Нижнем Новгороде, как гостила в стенах его кремля великая императрица, окруженная блестящим двором, иностранными послами и знаменитыми путешественниками[250].
Не прошло и четырех лет от этого радостного события, как Нижний Новгород пострадал от чумы, а потом, через год, чуть было не испытал нашествия скопищ самозванца новейших времен, созданного не хитрыми иезуитами, как было то в начале XVII столетия, а невежественными русскими раскольниками, постоянными, как и последователи Лойолы, врагами всякого законного порядка и покровителями пороков и преступлений.
Между казаками, поселившимися в XV столетии на Яике (Урале) и отдавшимися под покровительство России при царе Михаиле Феодоровиче, со времени Петра Великого господствовал дух мятежа: они, зараженные расколом, не хотели покориться той системе управления, которую нарочно назначил для них великий преобразователь. Непокорность их не раз заставляла правительство употреблять строгие меры. Екатерина Великая, желая положить конец этим беспорядкам, обратила особое внимание на Яик; но не все лица, которым было вверено исполнение монаршей воли, действовали добросовестно, и потому благие предначертания, превратно исполняемые, только усилили зло. В 1771 году вспыхнул мятеж, однако решительные действия правительства подавили его, но только подавили, а не истребили. С небольшим через год он вспыхнул с новой силой, и на этот раз мятежники повторили проделку иезуитов, хотевших поколебать в начале XVII столетия престол Мономаха: мятежники нашли человека, который дерзко принял на себя священное имя царя русского. Несмотря на ничтожность личности самих зачинщиков и пошлость самозванца, выдумка имела огромный успех.
