Под предлогом, что простреленное легкое надо было разрабатывать, старался больше общаться. Ведь одно дело помнить как бы своей второй памятью, другое — ощутить это непосредственно самому. Проникнуться желаниями, мыслями и чувствами людей с которыми предстояло теперь жить, работать, а если неудачно сложится то и умереть.
«И где же эта всеобщая недовольность существующим тоталитарным режимом?! Где забитое, униженное состояние народа?! Где всеобщее «глухое» недовольство?! Где?! Мать же вашу, демократов западнорощенных, долларом крещенную, за океаном зачатую!».
Люди как люди и жизнь как жизнь, конечно с поправкой на время. Те же житейские радости и горести. Только эти люди в большинстве своем верили, что завтра будет лучше, чем вчера. И эта их вера подтверждалась не брехней и бесовским камланием с мерцающих (и не мерцающих тоже) экранов, а самой жизнью. Это можно было ощутить, увидеть, потрогать и купить, в конце — концов, самому. Свои особенности были, да и как же без этого — все-таки интервал почти в восемьдесят лет, но касалось в основном это, как бы сказать правильнее, внешних проявлений. Конечно, без идеологической обработки населения не обходилось. Но Господи! Как это выглядело мило и наивно по сравнению с тем ежеминутным, если не ежесекундным, давлением которое оказывалось на людей в далеком двадцать первом веке. Плакаты, транспаранты, партийные и производственные (кстати, действительно в основном посвященные решению производственных вопросов) собрания, газеты, радио и кино. Всё! Закрыл за собой дверь, ушёл с главной улицы, просто задумался и все — ты сам по себе и ни одна сволочь тебе на мозги не капает. Конечно отсутствие телевидения и привычного, как третья рука, компьютера раздражало, но с другой стороны — столько преимуществ! И самое, пожалуй, главное — люди. Открытость, доброжелательность, отзывчивость — мы же про это практически забыли! А здесь, теперь, это в порядке вещей. И ведь после Гражданской войны, со всей её кровью и ненавистью, прошло всего восемь лет. Сколько же мы потеряли в погоне за «ста сортами колбасы»! Стоило об этом задуматься, глаза заволакивало кровавой пеленой, и наружу рвался весь, изрядно, кстати, обогатившийся, матерный запас. Какую страну просрали, каких людей! У-у-у…! Выть хочется, как волку! И так же по-волчьи рвать чьи-то ненавистные глотки. «Ну, ничего, господа пиндосы и их шавки-прихвостни, мы за тем сюда и вернулись. Не смогли, не дали нам сделать этого в наше время, мы до вас отсюда доберемся. Со всей, спасибо вам господа, своей звериной ненавистью. И да поможет нам в этом товарищ Сталин!»
