— Ты… настоящая.
— Да, и ты настоящий. А то прошлое… оно уже далеко.
Фотография на холодильнике. Белая фата невесты, черный классический костюм жениха. Я долго смотрел на ту фотографию, силясь вспомнить, кем и когда она была сделана.
Я машинально взял руку Лили в свою и посмотрел ей прямо в глаза. Я хотел задать ей столько вопросов, что, пожалуй, нам не хватило бы и дня, чтобы разобраться во всем. Но я испугался.
— Мне нужно бежать, — сказал я уже на ходу. Ее рука упала на стол.
Покинув кухню, я рванул к выходу. Накинув пальто, я открыл дверь и выбежал в подъезд. Лифт, как мне казалось, ехал слишком медленно. Голова кружилась так сильно, что, как только я выбежал на парковку, меня вырвало. Стало невыносимо больно. Я оперся рукой о холодную стену, чтобы не упасть. Закинул в рот таблетку. Проглотил ее.
Я мог подумать, что это так сказывается на мне похмелье. Результат смешения алкоголя и химии. Так, вероятно, подумала и Лиля. Я мог снова лгать себе о том, что происходит на самом деле, но тайна, скрытая глубоко в моей голове, заваленная обломками воспоминаний, светилась ярким светом. Я, пораженный этим сказочным свечением, хотел разгребать завалы, стирая руки в кровь.
Движение в центре города было затруднено. Простаивая в пробках часами, люди перестали замечать, как мимо пробегают дни и недели. Полтора часа в одну сторону, полтора — в другую. Три или четыре часа в день, около пятнадцати-двадцати в неделю. Битые сутки, потраченные на… даже не знаю, как и выразиться. На движение? На простой? На нервное блуждание взгляда по лицам людей, которым тоже суждено было вместе с тобой попасть в пробку?
Забавно, но лица людей, сидящих в соседних машинах, сливаются в одно общее лицо, лишенное ярко выделяющихся черт. Просто лицо, хмурое и радостное одновременно. Прекрасное и отвратительное. Асимметрию, доведенную до идеального вида, с определенной долей уверенности можно окрестить симметрией. Так уж получается, что все, от чего мы бежим, что пытаемся вывернуть наизнанку, в итоге перерождается и возвращается к нам в новом обличии.
Думая обо всем этом, я стучал по стеклу костяшками пальцем и смотрел на номера впередистоящей машины. Конец пробки терялся из вида, и надежды на то, что вскоре можно будет вдавить педаль газа как положено, не оставалось совсем. По крайней мере, я заставил себя не думать о Лиле.
Несмотря на то, что на улице все еще властвовала ранняя весна, в салоне моего седана становилось душно. Не спасали даже приоткрытые окна. Похмелье хватало меня за жабры, душило, но понемногу отступало, так что я мог немного отвлечься от своего состояния и смотреть на лица людей.
