Часам к двенадцати ночи осушили они бутылку вина. Янек рассказал, как он открыл кран у бочки в подвале дворца Шварцер-Форст. Все смеялись до слез, а потом, убаюканные постукиванием автоматов из-за Одера и приглушенным тявканьем минометов, заснули так крепко и глубоко, как умеют только солдаты.
На посту стоял сначала Елень, потом Черешняк, который, не желая никого будить, дождался рассвета.
Туман от реки, словно медленно закипающее молоко, взбирался по крутому обрыву берега; порывы свежего ветра разносили его лохматые пряди между стволами дремлющего леса, опутывали ими артиллерийские щиты, вплетали их в маскировочные сети, заливали песчаные окопы колышущимся белым паром.
За башней, на двигателе, крепко спали три танкиста, накрытые плащ-палатками; подушки им заменяли шлемофоны. Они даже не проснулись, когда из-за реки Альте-Одер ударила тяжелая батарея и польский берег всколыхнулся от взрывов.
Когда эхо разрывов утонуло во мгле, где-то рядом, по другую сторону танка, деловито застучал топор. Легкое постукивание разбудило спящего с краю Григория. Он открыл глаза, соскочил с брони и увидел Черешняка, который кончал уже обтесывать довольно толстое, более чем двухметровой длины бревно.
— Зачем это ты? — тихо спросил Саакашвили. — Почему меня вовремя не разбудил?
И, не дождавшись ответа, сделал несколько взмахов руками, подскоков и приседаний. Желая согреться и размяться после сна, он затанцевал вокруг удивленного Тома-ша, который вертел головой, выжидая момент, чтобы ответить.
— Все ставят. И справа, и слева...
— Что ставят?
— Столбы. С орлами. Здесь ведь граница.
— Хочешь иметь свой собственный?
— Нет. Но руки тоскуют без дела, и если бы сержант Кос приказал...
Шарик тоже проснулся, стремительно шмыгнул в лес, так же стремительно выскочил оттуда и начал носиться большими кругами вокруг танка.
— А на чем орла нарисуешь?
— На доске, — ответил Черешняк и, нагнувшись, полез в свой набитый всякой всячиной вещмешок, вытянул довольно большой кусок гладкой широкой доски.
Григорий вынул из кармана огрызок химического карандаша, которым он писал письма Хане, и быстро набросал контур орла.
— Это так вы на посту стоите, сынки? — послышался голос Коса за их спиной. — Эх, сказал бы вам вахмистр Калита пару ласковых слов.
— Янек, посмотри, — прервал его Григорий, показывая рукой на столб и доску. — Будем ставить?
— Надо бы красной и белой краски.
— Красной хватит. После ремонта сурик остался...
Тем временем Томаш выстругал своим садовым ножом два колышка и проделал шилом отверстия в доске и в столбе. Прикрепил одно к другому без гвоздей, а механик достал из танка банку с суриком.
