.
Есть люди, которым остроумие Алле не доставляет ровно никакого удовольствия — тем хуже для них. Можно не любить и произведений Лорана Тайяда — но и это было бы неправильно. Я поставил рядом эти два имени, потому что Тайяду пришлось совсем не по вкусу острословие Алле. Он считал, будто я слишком превозношу его таланты. Однажды, когда он в очередной раз сказал мне об этом, я поинтересовался, а случалось ли ему прочитать хоть одну из книг Альфонса Алле целиком. Оказалось, он читал лишь отдельные статейки, то там, то тут, где попадались.
— А что, у него есть целые книжки?
— Да нет. Просто каждый год он публикует сборники своих рассказов.
Мы были в деревне, у меня в Онфлёр, и я силком всунул ему в руки «Спелость и зелень яблока» со словами:
— Почитайте-ка, пока я работаю. Только не уходите далеко. Хочу услышать, как вы будете смеяться.
— Смеяться?!..
— Да, вы непременно засмеётесь... даже помимо собственной воли!
И усадил его напротив себя в кресло.
Послушно — и я бы даже сказал, вполне доброжелательно — он прочёл книжку Алле с первой до последней страницы. Не пропустив ни единой строчки — я глаз с него не спускал.
И даже ни разу не улыбнулся!
Однако, когда кончил, признался:
— Вы уж извините меня, Саша. Он совсем не забавен, этот ваш друг... но писатель он замечательный!
Такое из уст Тайяда было куда ценней его улыбки.
Среди самых поразительных и самых тонких острот Алле мне запомнилась вот эта.
Только что объявили о новоиспечённых кавалерах ордена Почётного легиона. Среди них Жюль Ренар, но не в лучшем окружении. Рядом с ним фигурирует пара-тройка писателей, которых явно можно было бы и обойти наградами. Алле раскрывает газету.
— Ой! Вы только поглядите... — восклицает он. — Бедняга Ренар, должно быть, его наградили во время облавы.
Он говорил:
— Доказательство, что Шекспир не сам написал свои пьесы, это то, что его звали Уилли.
И ещё он говорил:
— Какие же они вс-таки странные, эти англичане. Вот мы, французы, называем свои площади, свои улицы, свои проспекты в честь наших побед: улица Рокруа, площадь Иена, проспект Ваграм... а они, англичане, дают им имена своих поражений: Трафальгарский сквер, площадь Ватерлоо...
Из Тамариса мы каждый день вдвоём наведывались в Тулон и проводили долгие, восхитительные часы на многолюдных террасах кафе, смотрящих на порт.
Однажды, когда дул мистраль, Алле, усаживаясь, и с той невозмутимой серьёзностью, которая никогда его не покидала, заказал официанту:
