Я сделаю себе имя!
— Ты будешь играть под именем Лорсэ.
— Что-что... под каким именем?
— Лорсэ.
— Почему?
— Потому что.
В сущности, если разобраться, возможно, он был прав. Конечно, так было благоразумней. И потом, откровенно говоря, я хотел сделать себе имя, разве не так? В таком случае, почему бы не прославиться под именем Лорсэ?! Главное, это играть на сцене и зарабатывать себе на жизнь.
— Ты будешь получать триста франков в месяц
— Три сот-ни?
— Ну да. По-моему, это неплохо!
— Ещё бы.
На это, и вправду, можно было жить. Правда, не так широко, как я жил у него в доме, — но ведь тогда я жил у него!
— Я буду на сцене с тобой?
— Нет, с Ги.
— Ах вот как!..
Ги был прекрасным актёром, однако я предпочёл бы сыграть эту сцену с отцом. Впрочем, мне всё-таки удалось сыграть эту сцену со своим отцом — просто роль отца исполнил в ней Ги.
Было бы преувеличением утверждать, что я имел шумный успех. Но и сказать, будто это уж вовсе прошло незамеченным, тоже не вполне соответствовало бы истине. Никто не говорил:
— Надо же! Вы только поглядите!
Зато говорили:
— Этот Гитри, и вправду, бесподобен, он может научить играть кого угодно!
После «Восхождения» была «Массьер», очаровательная пьеса Жюля Леметра, поставленная моим отцом. И какой блистательный состав исполнителей: Анна Джудич, Марта Брандэс, Люсьен Гитри...
Это была история отца, известного человека, у которого не ладились отношения с сыном. В какой-то момент возникла идея доверить мне роль сына. Я даже её выучил — но сыграл её Мори. К счастью для пьесы! Но для меня это было жестоким, мучительным разочарованием — и из-за этого я затаил на очаровательного Мори настоящую злобу.
Благодарение Господу, «Массьера» оказалось недостаточно, чтобы заполнить вечернее представление, и отец предложил Жюлю Леметру в начале спектакля, так сказать после подъёма занавеса, возобновить его одноактную пьеску в стихах под названием «Добрая Елена». Она тоже была поставлена на самом высочайшем уровне: Аркийер, Нуазе, прелестная Нелли Кормон и восхитительная актриса Марта Риттер.
Что же до меня, то мне досталась роль Париса. Уж не знаю, как я её сыграл, но костюм у меня был потрясающий. Об этом можно судить по некоторым фотографиям — хотя именно им суждено было стать причиной беды, которая свалилась на меня однажды вечером. И к этой беде приложил руку сам Куртлин. Впрочем, объясню поподробней.
Сапоги, что полагались мне по роли, приходилось зашнуровывать целую вечность. С другой стороны, мне хотелось оставить воспоминание о костюме, которым я ужасно гордился. Мой близкий друг Надар, сын прославленного фотографа и сам известный фотограф, предложил мне:
