Тем временем Саша всё больше и больше похож на отца — внешне, манерами, образом жизни, отношением к женщинам, друзьям, врагам. Да и как не стараться походить на кумира, которым восхищался, которого обожал весь Париж? Как и отец, он окружён выдающимися людьми своего времени, живёт на широкую ногу, его дом открыт — вернее, дома, ведь, кроме особняка в центре Парижа, что достался ему в наследство от отца, у него ещё два загородных дома.
В парижском особняке собраны уникальные произведения искусства, подлинники Родена, Тулуз-Лотрека, Сезанна, Ренуара, Матисса, Утрилло, Ван Гога, Мане, Гогена, Модильяни...
Он богат, он на вершине славы. У него свой театр, весь Париж у его ног. Он экстравагантен, любит удивить неожиданными выходками, предан в дружбе, язвительно надменен с врагами. Острослов, чьи афоризмы передаются из уст в уста, ироничный дамский угодник, коллекционер, азартный игрок, талантливый литератор, и тут создавший свой неповторимый стиль, и к тому же снабжавший свои опусы собственными рисунками. Среди его многочисленных друзей самые знаменитые «земляки». Он — кумир, баловень судьбы. Его слава перешагнула Атлантику. Но и врагов тоже не занимать. Вокруг него, как всегда, кишат сплетни. Вьются любители поживиться за чужой счет, проходимцы, льстецы. Сменяющие друг друга подруги неизменно играют в его пьесах и фильмах. Подробности его личной жизни, так тесно переплетавшейся с творческой, смакуют в парижских гостиных и кафе... Его обвиняют в тщеславии, называют: «Его Величество Самодовольство», «Господин Я».
А вот близко знавший его Мишель Симон утверждал, будто Саша Гитри был «сама скромность». «Я не встречал человека скромней, — вспоминал актёр. — У него была одна мания. Он сомневался во всём. И никогда ничего не утверждал наверняка. Он был прямой противоположностью той позорной репутации, которую нашей эпохе угодно было приписать ему в отместку за то, что он был слишком велик для неё!»
В дни оккупации Саша Гитри не закрывает дверей своего театра. И продолжает снимать фильмы. Злые языки говорили, что завсегдатаями его спектаклей стали фашистские генералы и офицеры. Хотя первый спектакль при немцах, «Пастер», он закончил «Марсельезой». И это они ходили к нему, а не он к ним... Есть два ремесла, считал Саша Гитри, от которых нельзя отречься даже на время. «Как моряк не может жить вдали от моря, так и актёр без театра». Человек Театра, он всегда, по свидетельству близких друзей, был «патологически аполитичен». Единственное исключение — активная позиция по делу Дрейфуса. Вот уж чем-чем, а антисемитизмом он никогда не грешил. Известно, что благодаря поклонникам его таланта среди немецкого генералитета ему удалось спасти от депортации и неминуемой гибели немало людей. Он предложил себя взамен, когда под угрозой ареста оказался старый больной писатель Тристан Бернар... Но могло ли это послужить оправданием в той справедливой волне негодования против всех, кто стоял в стороне от Сопротивления?
