— Что случилось?
— Ничего особенного. Просто хочу провести третий акт рядом с тобой, вот и всё.
— Почему?
— Потому что. Потом объясню.
Позже он мне объяснил. Тому было две причины. Во-первых, он уже был сыт по горло тем, что говорили обо мне в кулуарах. Чёрт побери! У меня на счету уже было два успеха, «Зоаки» и «Ноно» — не могло же так продолжаться вечно!
Ах, поверьте, теперь я меньше всего склонен защищать свою пьесу. Мне случалось перечитывал её с тех пор. И она, конечно, далеко не шедевр. А главное, очень уж неуклюжая. Но не следует забывать, что едва запахнет провалом, в любом респектабельном — хотя вправе ли он в таких случаях называться респектабельным? — зале, где назначена генеральная репетиция, непременно найдётся пара десятков писак, которым никак не удаётся пристроить свои пьески, в сопровождении стольких же озлобленных супружниц, пара десятков критиков, что привыкли скрывать своё мнение лишь в тех случаях, когда пьеса им действительно понравилась, пара десятков друзей, которые не в состоянии вам помочь и чьи благие намеренья оборачиваются медвежьими услугами... и наконец, сотня-другая типов, появившихся невесть откуда, которым надлежало бы находиться где-нибудь совсем в другом месте, которых встречаешь повсюду и которые всегда тут как тут, когда можно «поскорбеть над усопшим».
Фейдо тоже пришёл, чтобы быть рядом, ведь он догадывался, что мою пьесу зашикают при первой же возможности. Но нет, он был не из тех, кому хотелось быть свидетелем моего провала — просто не хотел оставлять меня в одиночестве.
Действие третьего акта «Ключа» проходило на палубе яхты. Действующих лиц было трое: муж, жена и молодой человек В момент, когда муж замечает, что жена изменяет ему с молодым человеком, его вдруг охватывает отчаянный приступ морской болезни. Эта сцена — явно не очень-то забавная, ибо, получилась она у меня или нет, но по правде говоря, комического в ней было мало — тем не менее, как мне казалось, была самой удачной во всей пьесе. Так вот, именно при первых репликах этой самой сцены и послышались первые признаки шиканья.
Вообще шиканье — явление весьма курьёзное. Это непроизвольная демонстрация раздражения, которое уже более невозможно сдержать. Я говорю о подлинном шиканье, дружном и от чистого сердца, а не о тех похожих на шипение звуках, одиночных, упорных — и тщетных. Настоящее, неподдельное шиканье обычно начинается со смешка, этакого странного хихиканья — но это, худо-бедно, но всё же смех, который, правда, никто, кроме автора, не способен принять за чистую монету. «Подумать только, — говорит он сам себе, — вот эффект, на который я даже не рассчитывал». К несчастью, этот смех быстро превращается в некое подобие ропота, из которого рождаются новые взрывы смеха, более нервного и издевательского, который теперь уже не оставляет в душе бедного автора ни малейших иллюзий. Порой ропот внезапно прекращается. Ему на смену приходит гнетущая, напряжённая тишина. Причиной тому может стать какая-нибудь неожиданная, странная реплика — слишком прозрачная или, напротив, совершенно туманная... Короткая передышка. И когда, пару минут спустя, ропот возобновляется, он становится ещё резче и отчетливей — и тут вскоре раздаётся первый свист. Роковой сигнал конца!
