– Йолн, – коротко сказала Натали.
– Простите? – переспросил Муравьев. – Слово, которое вы только что употребили, мне незнакомо.
– Йолн, – повторила Натали. – Они называют себя йолнами.
– Кому называют? – не выдержал Антон, едва граф перевел последнюю фразу.
– Теперь уже никому, – перевел ответ француженки Муравьев. – Мы полагаем, что йолнов больше не осталось. Тот, который у нас во Франции, и та, которая у вас в России, должно быть, последние представители их расы. Но наши документы свидетельствуют, что когда-то раса йолнов была довольно многочисленна. А также, согласно тем же документам, были времена, когда йолны действовали с Охотниками заодно. В общих интересах.
– Что? – Косарь привстал со своего места. Он побагровел, даже лысина стала бордово-красной. – Что она сказала? Как понять – заодно? И в чьих это «общих интересах»? Как можно быть заодно с этой сволочью, с этой дрянью?! Охотники, мать их! Это не вы охотники, а они. Они охотятся на нас и убивают – вот и весь их интерес. Заодно они с ними были, подумать только… Что, помогали им людишек мочить? Да я…
– Стоп! – Граф властно вскинул правую руку ладонью вперед. – Я мог неточно перевести или недопонять. Мадемуазель Вертиньи, – вновь перешел он на французский, – что означает ваша фраза о том, что некогда Охотники действовали с нелюдями сообща и преследовали общие интересы? Я надеюсь, что неправильно понял вас.
– Вы правильно меня поняли. Или почти правильно. Тут дело в двух вещах. Во-первых, в отличие от нас, людей, йолнов можно заставить делать практически что угодно. Причем, судя по всему, любого из них.
– Это как же, дочка? – недоуменно спросил Сильвестрыч. – Как их заставить?
– Дело в том, что во многих отношениях они выше нас. И благороднее, и честнее, если угодно. Они преданны друг другу, преданны полностью, абсолютно. При этом не важно, кем они друг другу приходятся. Йолн всем готов пожертвовать ради сородича. Среди них нет обмана, нет предательства, нет измен. Поэтому, угрожая одному йолну смертью, можно принудить остальных делать все что угодно. Например, их можно заставить убрать неугодного человека. Или группу людей. Или устранить политическую фигуру. Они выполнят все, станут послушными марионетками в руках шантажиста, тем более что человеческие дела им безразличны. Они будут безотказны до тех пор, пока у них есть надежда сородича спасти.
– Вот это да, – вновь не выдержал Косарь. – Что же получается – эти твари, значит, хорошие, а мы, выходит, плохие, так, что ли? Они не предают, не лгут, надо же. Да пропади они с этим их благородством. Они убийцы, понятно? Хладнокровные жестокие убийцы. Ах да, как же, они ведь убивают не своих. Так что, им простительно, получается? А вот хрен я им прощу, высшей расе этой долбаной. Я их, сколько их осталось, всех голыми руками бы передавил…
