Повесть из собственной жизни: [дневник]: в 2-х томах, том 2 | страница 88

И складывала стихи:

В пятницу вечером, как только Юрий пришел, вошла к нему в комнату, хотелось поговорить о вчерашнем, прочесть новые стихи. Юрий был какой-то странный, говорит — устал.

Начала со стихов.

— Прекрасные стихи. Дай тетрадку.

Долго молчал. Отложил в сторону тетрадку и молчал, старался на меня не смотреть.

— Юрий!

Молчание. Я наклонилась и поцеловала его. Как будто мертвого поцеловала, не шелохнулся.

— Мне надо за едой идти.

Закрыл глаза. Мне показалось, задремал. Я тихонько вышла. Следом за мной вышел и он. Я ждала его возвращенья. Написала на клочке бумаги что-то вроде: «Если ты сердишься и даже говорить не хочешь, так и скажи, а пропадать, когда знаешь, что я о тебе беспокоюсь, нехорошо». Прошел час. Начала не на шутку беспокоиться. Опять пошла к нему в комнату. И вдруг заметила, что он взял мою тетрадку. И тут же все поняла.

Днем я написала Виктору письмо. Послала оба стихотворения, письмо о том, что счеты у нас с ним сложны, что, прощаясь, мы оба солгали и что встречаться нам с ним незачем. А Юрию даже не успела рассказать об этом письме. Поняла все, как Юрий понял мое стихотворение, почему он так переменился, почему не мог произнести ни слова. Первая мысль: он у Виктора. Пойти? Но что сказать? А вернее, бродит где-нибудь на набережной Сены, перечитывает сотый раз стихи и повторяет: «Ира и Виктор». Мне стало не по себе. Вечер был мучительный. Сдерживала себя. Прочла целую книгу. Обязательно хотелось дождаться его и спросить: «Что все это значит? Зачем ты меня мучаешь?»

В двенадцатом часу Мамочка что-то спросила меня о нем, и я расплакалась.

— Я страшно беспокоюсь. Ушел за покупками, и до сих пор нет. Мамочка стала меня успокаивать: встретил кого-нибудь, пошел к Войцеховскому и т. д. Я с трудом успокоилась. Вдруг слышу в коридоре шаги.

— Ну, вот видишь…

В первый момент я расстроилась, так всегда бывает, когда долго волнуешься, и быстро начала ложиться спать. Чувствовала, что пойти к нему не смогу — разревусь.

Утром посмотрела, нет ли ключа в двери. Если торчит, значит, записка. Ключа не было. Это меня сильно обидело и встревожило.

Из госпиталя поехала в мастерскую и только в нервом часу вернулась домой. Решила все-таки зайти к нему в комнату, м<ожет> б<ыть>, есть записка. Записка за ключом — ключа нет… Стучу и, не дожидаясь ответа, вхожу. Юрий лежит на кровати, страшно бледный.

— Юрий!

Молчание и испуганный болезненный взгляд.